Главная - Еда и напитки
Прочитать горький детство в сокращении. Сочинение на тему: Наказание Алёши в повести Детство, Горький. В школе и на промысле

Воспоминания Алеши о семье тесно связаны с уходом из жизни отца и приездом бабушки «сверху, с Нижнего, по воде». Слова эти были непонятны мальчику.

Бабушка с добрым рыхлым лицом и певучим голосом просила попрощаться с отцом. Впервые мальчик увидел, как взрослые плачут. Страшно кричала и выла мать: ушел близкий человек, семья осталась без кормильца. Отец запомнился веселым, мастеровитым, он часто возился с сыном, брал его с собой на рыбалку. Мама – строгая, работящая, статная.

Хоронили отца в желтом гробу, в яме стояла вода и квакали лягушки.
В эти страшные дни у Алеши родился братик Максимка, но не прожил и нескольких дней, умер.

Во время поездки на пароходе маленький путешественник впервые услышал незнакомые слова «матрос», «Саратов». Максимку положили в ящик, и полная бабушка вынесла его на вытянутых руках на палубу. Седой матрос объяснил, что пошли хоронить.

– Знаю, – ответил малец, – я видел, как похоронили лягушек на дне ямы.
– Лягушек не жалко, мать пожалей, – сказал матрос. – Вон, как горе ее ушибло.

Увидев, что пароход причалил, а люди засобирались сойти на берег, будущий писатель решил, что и ему пора. Но попутчики стали тыкать пальцем и кричать: «Чей? Чей?» Прибежал матрос и увел мальчугана назад, в каюту, погрозив пальцем.

Путешествие на пароходе по Волге

По дороге Алеша много разговаривал с бабушкой, ему нравилось ее слушать, слова были похожи на цветы, речь образная, певучая. Сама Акулина Ивановна, полная, грузная, с длинными волосами, которые она называла сущим наказанием и подолгу расчесывала, удивительно легко двигалась, глаза ее смеялись. Она стала лучшим другом внуку на всю жизнь, подарила ему ту силу, что позволяла справляться с любыми трудностями.

За окном сменялись картины природы, Волга величаво несла свои воды, пароход двигался медленно, ведь шел против течения. Бабушка рассказывала сказки о добрых молодцах, о святых, прибаутки про домового, который занозил палец. Послушать истории присаживались и матросы, за это они давали рассказчице табак, угощали водочкой и арбузами. Есть фрукты приходилось тайно, так как этим же рейсом ехал санитарный инспектор, который все запрещал. Мама выходила на палубу, но держалась в сторонке, пыталась образумить бабушку, мол, над ней смеются. Та лишь улыбалась в ответ: и пускай.

И взрослые, и дети не понравились Алеше. Теплые отношения установились у него лишь с теткой Натальей. Особенно враждебно мальчика принял дед Василий. Дом показался приземистым, некрасивым. В тесном и грязном дворе висели какие-то тряпки, было неухоженно, неуютно.

Жизнь в Нижнем Новгороде была пустой, пестрой и тусклой, как грустная сказка. Дом был наполнен ядовитым туманом всеобщей вражды. Братья матери требовали раздела имущества, так как Варвара вышла замуж «самокруткой», без благословения родителей. Дядья ругались и трясли головами, как собаки. Михаила, «иезуита», связывали полотенцем, а с лица Якова, «фармазона», смывали кровь. Дед оглушительно кричал на всех. Плакали дети.

Каширин-старший казался чище и аккуратнее сыновей, хотя у тех были костюмы и жилетки. Дед следил за Алешей злыми и умными глазами, мальчик старался не попадаться на пути.

Будущий писатель вспоминал, что родители всегда были веселы, дружны между собой, много общались. А здесь, у деда, все поголовно ругались, злословили, доносили друг на друга, обижали того, кто слабее. Отпрыски были прибитыми, неразвитыми.

Не битье, а наука

Дети шалили: нагревали инструменты, чтобы разыграть мастера Григория, устраивали соревнования между упряжками тараканов, ловили мышей и пытались их дрессировать. Глава семейства раздавал подзатыльники направо и налево, выпорол внука Сашу за раскаленный наперсток. Астраханский гость никогда раньше не присутствовал при экзекуциях, самого его отец не бил.

– И зря, – припечатывал дед.

Обычно Варвара защищала сына, но однажды и ему пришлось испытать на себе крепкую руку. Двоюродный брат подговорил перекрасить белую праздничную скатерть. Жестокий глава семьи высек розгами обоих – и Сашку-доносчика, и Алешу. Бабушка отругала мать, не сумевшую спасти сына от расправы. А у самого мальчика на всю жизнь сердце стало чутким к любой несправедливости и обиде.

Дед пытался помириться с внуком: принес ему гостинцы – пряники и изюм, рассказал, как сам не раз был избит. В молодости тянул бурлаком баржи от Астрахани до Макарьева.

Бабушкины рассказы

Бабушка с малых лет плела кружева, замуж вышла в 14-м году, родила 18 детей, но почти все умерли. Акулина Ивановна была неграмотная, но знала много рассказов, сказок, историй про Мирона-отшельника, Марфу-посадницу и Илью-пророка, слушать можно было сутками. Алеша не отпускал рассказчицу от себя, задавал много вопросов, на все получал исчерпывающие ответы. Иногда бабушка выдумывала небылицы про чертей, которые вылезали из каменки и переворачивали лохань с бельем или устраивали чехарду. Не поверить в достоверность было невозможно.

В новом доме на Канатной улице устраивались чаепития, приходили денщики, соседи, знакомый постоялец по прозвищу Хорошее Дело. Извозчик Петр приносил варенье, кто-то – белый хлеб. Бабушка рассказывала собравшимся байки, легенды, былины.

Праздники в семье Кашириных

Праздники начинались одинаково: все приходили принаряженные, дядя Яков брал гитару. Играл подолгу, казалось, будто засыпает, а руки действуют сами по себе. Голос у него был неприятно свистящий: «Ой, скучно мне, грустно мне…» Алеша плакал, слушая, как один нищий у другого портянки украл.

Разогревшись, гости пускались в пляс. Ваня-цыганок метался стрижом, а бабушка плыла, как по воздуху, а потом кружилась, будто молодая. Няня Евгения пела о царе Давиде.

В мастерской Григория Ивановича

Алеша любил бывать в красильной мастерской, смотреть, как подкладывают дрова в костер, как варят краску. Мастер частенько говорил:

– Вот ослепну, пойду по миру, буду просить милостыню у добрых людей.

Простодушный мальчик подхватывал:

– Ослепни скорее, дяденька, я пойду с тобой.

Григорий Иванович советовал крепко держаться за бабушку: она человек «почти святой, потому что правду любит».

Когда цеховой мастер потерял зрение, его сразу же уволили. Несчастный ходил по улицам вместе со старушкой, которая просила на кусок хлеба за двоих. А сам мужчина молчал.

По словам бабушки, все они виноваты перед Григорием, и Бог их накажет. Так и вышло: через десять лет уже Каширин-старший бродил по улицам с протянутой рукой, молил о копеечке.

Цыганок Иван, подмастерье

Иван подставлял руку, когда стегали розгами, чтобы страдальцу досталось меньше. Подкидыш воспитывался в семье Кашириных с младенчества. Он сочувствовал новенькому: учил его «не сжиматься, а растекаться киселем» и «вилять телом вслед за лозой». И обязательно кричать благим матом.

Цыганку поручали закупку товаров на всю семью. Ездил добытчик на ярмарку на мерине, выполнял поручение с большим умением и старанием. Привозил птицу, рыбу, мясо, потроха, муку, масло, сладости. Все удивлялись, как за пять рублей можно купить провизии на 15. Бабушка объясняла, что Иван больше украдет, чем купит. Дома его почти не ругали за это. Но боялись, что поймают, и попадет цыганок в острог.

Только умер подмастерье, будучи придавленным огромным крестом, который нес со двора на кладбище по просьбе дяди Якова.

О вере в Бога и о страхах

Алешу начали учить молитвам, с ним много занималась беременная тетка Наталья. Многие слова были непонятны, например, «яко же».

Бабушка каждый день докладывала Богу, как прошел день, любовно протирала иконы. По ее словам, Бог сидит под серебряными липами, и в раю у него не бывает ни зимы, ни осени, а цветы никогда не вянут. Акулина Ивановна часто приговаривала: «Как хорошо-то жить, как славно». Мальчик недоумевал: что ж тут хорошего? Дед жестокий, братья злые, недружные, мама уехала и не возвращается, Григорий слепнет, тетка Наталья ходит в синяках. Славно?

А вот Бог, в которого верил дед, был другой: строгий, непонятный. Он всегда наказывал, был «мечом над землею, бичом грешников». Пожары, наводнения, ураганы, болезни – все это наказание, присланное свыше. Дед никогда не отступал от молитвослова. Бабушка как-то заметила: «Скучно Богу слушать тебя, талдычишь одно и то же, от себя ни одного словечка не добавишь». Каширин рассердился и запустил в жену блюдцем.

Акулина Ивановна ничего не боялась: ни грозы, ни молнии, ни воров, ни убийц, была невероятно смелой, перечила даже деду. Единственное существо, которое вгоняло в нее ужас, был черный таракан. Мальчик иногда по часу ловил насекомое, иначе пожилая женщина не могла спокойно уснуть.

– Зачем нужны эти твари, не пойму, – пожимала плечами бабушка, – вошь показывает, что начинается болезнь, мокрица, что в доме сыро. А тараканы-то на что?

Пожар и роды тетки Натальи

В красильной мастерской начался пожар, нянька Евгения увела детей, а Алеша спрятался за крыльцом, потому что хотел посмотреть, как языки пламени будут есть крышу. Поразило мужество бабушки: укутавшись в мешок, она побежала в огонь, чтобы вынести медный купорос и банки с ацетоном. Дед в страхе закричал, но бесстрашная женщина уже выбежала с нужными кульками и банками в руках.

В это же время начались роды у тетки Натальи. Когда немного притушили тлеющие постройки, кинулись помогать роженице. Грели воду на печи, готовили посуду, тазы. Но несчастная умерла.

Знакомство с книгами

Дед учил внука грамоте. Радовался: мальчонка растет сообразительным. Когда Алеша читал псалтырь, суровость деда уходила. Звал питомца еретиком, солеными ушами. Учил: «Будь хитер, только баран простодушен».

Дед гораздо реже, нежели бабушка, рассказывал о своем прошлом, но не менее интересно. Например, о французах под Балахной, которых приютил русский помещик. Вроде враги, а жалко. Хозяйки протягивали пленным горячие калачи, уж очень бонапартисты их любили.

Дед спорил о прочитанном с извозчиком Петром. Оба сыпали поговорками. Также они пытались определить, кто из святых всего святее.

Жестокость улицы

Сыновья Василия Каширина отделились. Алеша почти не гулял, он не ладил с мальчишками, дома было интереснее. Мальчик не мог понять, как можно над кем-либо издеваться.

Сорванцы угоняли еврейских коз, мучили собак, травили слабых людей. Так, они кричали одному мужчине в нелепой одежде: «Игоша – смерть в кармане!» Упавшего могли закидать камнями. Ослепший мастер Григорий тоже нередко становился их мишенью.

Упитанный, дерзкий Клюшников не давал проходу Алеше, всегда обижал его. Но постоялец по прозвищу Хорошее Дело подсказал: «Он толстый, а ты верткий, живой. Побеждает юркий, ловкий». На следующий день Алеша легко победил давнего врага.

Воспитательные моменты

Однажды Алеша закрыл в погребе кабатчицу, так как она бросила в бабушку морковку. Пришлось не только срочно выпустить пленницу на волю, но и выслушать нотацию: «В дела взрослых никогда не лезь. Взрослые – люди испорченные, греховные. Живи детским разумом, не думай, что сумеешь старшим помочь. Им и самим-то разобраться трудно».

Каширин стал брать небольшие суммы в рост и вещи под залог, хотел подзаработать. На него донесли. Потом дед говорил, что избежать тюрьмы ему помогли святые угодники. Водил внука в церковь: только там можно очиститься.

Большей частью дед не верил людям, видел в них только плохое, замечания его были желчными, ядовитыми. Уличные острословы прозвали хозяина Кащеем Кашириным. Бабушка же была светлой, искренней, и Бог бабушки тоже был таким же – сияющим, неизменно ласковым и добрым. Бабушка учила «чужих законов не слушаться и за чужую совесть не прятаться».

На Сенной площади, где была водопроводная колонка, мещане били одного человека. Акулина Ивановна увидела драку, бросила коромысло и кинулась спасать парня, у которого уже была разорвана ноздря. Алеша побоялся влезть в клубок тел, но поступком бабушки восхитился.

История женитьбы отца

Посватался отец-краснодеревщик, сын ссыльного, к Варваре, но воспротивился этому Василий Каширин. Акулина Ивановна помогла молодым тайно обвенчаться. Михаил и Яков не приняли Максима, всячески ему вредили, обвиняли в видах на наследство и даже пытались утопить в ледяной воде Дюкова пруда. Но зять простил душегубов и выгородил перед квартальным.

По этой причине родители уехали из родного города в Астрахань, чтобы вернуться через пять лет в неполном составе. К маме сватался часовщик, но он был ей неприятен, и она отказала ему, несмотря на давление отца.

Дети полковника Овсянникова

Алеша наблюдал за соседскими детьми с высокого дерева, но ему не позволяли с ними общаться. Однажды он спас от падения в колодец младшего из Овсянниковых. Старшие братья Алешу зауважали, приняли в свою компанию, а он ловил для приятелей птиц.

Социальное неравенство
Но отец, полковник, с предубеждением относился к семье цехового мастера и выгнал мальчика со двора, запретив даже приближаться к его сыновьям. Алеша впервые почувствовал, что такое социальное расслоение: ему не положено играть с барчуками, он не подходит им по статусу.

А братья Овсянниковы полюбили славного соседа-птицелова и общались с ним через дырку в заборе.

Извозчик Петр и его племянник

Петр вел с Кашириным длинные беседы, любил дать совет, прочитать нотацию. У него было плетеное лицо, похожее на решето. Вроде молодой, но уже старик. Пешков с крыши плюнул на лысину барина, и только Петр его за это похвалил. По-отечески опекал своего немого племянника Степана.

Узнав, что Алеша играет с полковничьими детьми, Петр доложил об этом деду, и мальчику попало. Закончил доносчик плохо: его нашли мертвым в снегу, а всю банду разоблачила полиция: оказалось, что вполне разговорчивый Степан вместе с дядькой и еще кем-то третьим грабили церкви.

Новый избранник матери

В доме появились будущие родственники: мамин ухажер Евгений Васильевич и его мать – «зеленая старуха» с пергаментной кожей, глазками «на ниточках», острыми зубами. Однажды пожилая дама осведомилась:

– Почему ты так быстро ешь? Тебя надо воспитывать.

Алеша вытащил кусок изо рта, подцепил на вилку и протянул гостье:

– Ешьте, если жалко.

А однажды он приклеил обоих Максимовых к стульям вишневым клеем.
Мама просила сына не шалить, она всерьез собралась замуж за этого чудака. После венчанья новые родственники уехали в Москву. Никогда сын не видел улицу такой мертвенно-пустой, как после отъезда матери.

Скупость разорившегося деда

Под старость дед «сдурел», как сказала бабушка. Он объявил, что делит имущество: Акулине – горшки и кастрюли, ему – все остальное. В очередной раз продал дом, деньги дал в рост евреям, семья переехала в две комнатки в цокольном этаже.

Обед готовили по очереди: один день дед, другой – бабушка, которая подрабатывала плетением кружев. Каширин не стеснялся подсчитывать чаинки: он положил заварки больше, чем другая сторона. Значит, и чаю ему положено выпить не два, а три стакана.

Переезд в Сормово

Вернулись из Москвы мама с Евгением, сообщив, что дом и все имущество сгорели. Но дед вовремя навел справки и уличил молодоженов во лжи: новый мамин муж Максимов проигрался в пух и прах, разорил семью. Переехали в село Сормово, где была работа на заводе. Каждый день гудок звал рабочих волчьим воем, проходная «пережевывала» толпу. Родился сын Саша и почти сразу умер, вслед за ним появился на свет Николка – золотушный, слабенький. Мать болела, кашляла. А мошенник Максимов ограбил рабочих, его уволили с треском. Но он устроился в другое место. Стал изменять матери с женщинами, ссоры не прекращались. Однажды даже ударил беззащитную супругу, но получил отпор от пасынка.

Алеша нашел в книге две банкноты – 1 рубль и 10 рублей. Рубль взял себе, купил сладостей и сказки Андерсена. Мама плакала:

– У нас каждая копейка на счету, как ты мог?

Максимов рассказал о проступке коллеге, а тот был отцом одного из соучеников Пешкова. Алешу в школе стали звать вором. Варвара была потрясена тем, что отчим не пожалел мальчонку, сообщил о неблаговидном поступке посторонним людям.

В школе и на промысле

Учебников не хватало, поэтому на уроки богословия Алешу не пускали. Но приехал епископ и поддержал мальчика, знающего множество псалмов и жития святых. Ученику Пешкову вновь разрешили посещать уроки закона божьего. По остальным предметам паренек хорошо успевал, получил похвальный лист и книги. Из-за безденежья подарки пришлось отдать лавочнику, чтобы выручить 55 копеек.

Вместе с товарищами Вяхирем, Чуркой, Хаби, Костромой и Язем Алеша собирал по помойкам ветошь, кости, стекло, куски железа и сдавал сборщику утиля. Воровали бревна, доски. В школе ребята стали презирать Пешкова, стыдить, называли нищебродом, жаловались, что от него дурно пахнет. Паренек был уверен, что это неправда: ведь он старался мыться ежедневно, менял одежду. В результате и вовсе бросил школу.

Мальчик очень ценил уличное братство, ребята его уважали за грамотность и справедливость.

Смерть матери

Мама угасала в темной комнатушке без полноценного питания и лекарств. Муж опять загулял и дома не показывался. Дед сердился, что повесили на его шею столько нахлебников:

– Всем надо еды понемногу, а получается много.

Николушку он не кормил. Дав кусочек хлеба, щупал животик младенца и приговаривал:

– И хватит, наверное. Ребенок не понимает сытости, может съесть лишнее.

После смерти мамы дед твердо объявил:

– Ты, Лексей, не медаль на шее. Иди-ка ты в люди.

Что означало: надо учиться ремеслу, стать подмастерьем.

Год: 1913 Жанр: повесть

Главные герои: сирота Алексей Пешков, мать Варвара, дед Василий Васильевич, бабушка Акулина Ивановна, дядя Михаил и Яков, Иван Цыганок

Алексей рано потерял отца, мать практически сразу после похорон мужа пропала, и мальчик воспитывался дедом и бабушкой. Физические наказания, скандалы и драки в семье, жестокость и жадность дедушки, ненависть между детьми и родителями, насильственные смерти - ребёнок жил в этой обстановке и испытывал тоску, страх и злость от происходящего.

Вернувшаяся мать вскоре вновь вышла замуж, но отчим сначала проиграл все их имущество в карты, завёл роман на стороне и начал избивать жену. Вскоре мама, измученная и слабая, умерла, оставив 11-летнего сына на попечение запившей бабушки и сошедшего с ума деда. Сразу же после её смерти, дедушка выгнал внука из дома, не желая кормить его на свои деньги.

Максим Горький в первой части своей знаменитой трилогии рассказал про своё суровое детство, описав всю обстановку, в которой ему пришлось расти, и семью, из которой ему пришлось уйти зарабатывать себе на жизнь в 11 лет. Произведение он написал для своего сына, передав ему память о тяжёлых временах и сложных взаимоотношениях между, казалось бы, родными людьми.

Читать краткое содержание Горький Детство по главам

Глава 1

Тесная тёмная комната. Отец лежит на кровати, возле него сидит, вытирая слёзы, мать. Маленький Алексей стоит поодаль, держа за руку свою плачущую бабушку. Старушка подталкивает мальчика к отцу, но он неловко пятится. Алексей впервые видит, чтобы взрослые плакали, как дети, и не мог понять, почему его просят проститься с тятей: «Помер он, не в свой срок...». От сильного потрясения у матери начались преждевременные роды, Алексей успел спрятаться за сундук и наблюдал за всем оттуда. Родился мальчик.

Спустя несколько дней после похорон, семья отправилась на пароходе в Нижний Новгород. В дороге новорождённый Максим умер. Всё время мальчик проводит с бабушкой, тогда как мать по большей части лишь угрюмо молчит. Наконец, они прибыли в Нижний, где их встретили на палубе дед, дяди Яков и Михаил, братья, тётка и сестра. Алексею родственники не понравились и казались чужими.

Глава 2

Позже бабушка рассказала, что дяди хотели раздела отцовского имущества. Приезд матери лишь усилил их намерение скорее получить в наследство причитающиеся им доли. Противостояние братьев доходило до драк.

Дед поручил тетке Наталье помочь Алексею выучить «Отче наш», но молитва никак не давалась мальчику. В семье в наказание пороли и секли детей, только мать Варвара запрещала трогать Алексея. Все будто побаивались её, и даже сам дед говорил с ней осторожнее. Но однажды за проступок дед высек прутьями мальчика. Тогда же мальчик подслушал разговор матери, в которой она признавалась, что боится отца и, что если бы не сын, она бы давно уехала из этого кошмара.

Глава 3

Алексей полюбил Цыганка: парень, чтобы уменьшить страдания мальчика во время порки, подставлял свою руку, перенимая часть боли на себя. К Цыганку относились по-особенному. Много лет назад подкинули Цыганка под дверь, и решили дед с бабушкой оставить его себе. Полуслепой мастер Григорий рассказывал про отца Алексея – Максима Савватеича. Он же и поведал мальчику, как Яков в своё время насмерть забил жену, а теперь мучается на пьяную голову угрызениями совести. Мастер посоветовал всегда держаться за бабушку, чтобы не пропасть. И упомянул, что Каширины хорошего не любят, и поэтому согнали Максима в могилу. Иногда дед давал немного денег Цыганку и отправлял на рынок за провизией. Все понимали, что большую часть привезённого он воровал. Бабушка всегда сердилась в такие дни на деда, поощряющего воровство, и самого Цыганка. По вине Якова и Михаила Ваню Цыганка придавило тяжёлым крестом, и он умер.

Глава 4

Каждую ночь бабушка молилась богу, в подробностях рассказывая про ссоры, произошедшие за день. Жизнь в доме с каждым днём казалась все тяжелее, даже Григорий часто говорил, обращаясь к Богу, что лучше бы он ослеп и по миру пошёл. Наталья, часто избиваемая супругом, тоже, бывало, просила Господа забрать её к себе. Как-то случился страшный пожар, во время которого бабушка обгорела. В ту же ночь от страха начала рожать Наталья и во время родов умерла.

Глава 5

Весной дед купил дом, нижние комнаты были сданы квартирантам. Яков остался в городе, а Михаил переехал за реку. Бабушка радовалась, говоря, что, наконец, они зажили спокойно. Все квартирантки бегали к ней за разными советами, и часто звали её в гости на чай. Мальчик всюду следовал за ней. Иногда ненадолго появлялась мама, но незаметно каждый раз исчезала. Дед, надеясь, что новые жёны и дети смогут усмирить сыновей, задумал женить Якова и Михаила.

Дед начал сам учить грамоте внука, и стал меньше его сечь, несмотря на то, что мальчик с возрастом стал чаще нарушать его указы. Дед внимательно следил за тем, насколько легко Алексею даётся обучение. Вечерами он часто рассказывал ему «побасенки». В один из вечером дед от злости на своих непутёвых детей ударил по губам бабушку. Это событие очень расстроило мальчика.

Глава 6

В семье снова скандал. В дом дедушки прибежал взъерошенный Яков, жалуясь на «разбуянившегося» Мишку, который, сначала побив в доме брата всю посуду, идёт убить отца. Бабушка послала Алексея наблюдать из окна чердака и предупредить всех, если появится Михаил. Михаил и в самом деле вскоре показался на улице, но зашёл не к ним, а в кабак.

Мальчик всё чаще воспоминает маму, представляя, где она сейчас и как живёт. Он понимает, почему она не хочет находиться со своей семьей.

Тем временем Яков вытаскивает пьяного Михаила из кабака и начинает его бить. Вся улица наблюдает за этим и смеётся. Бабушка сидит у порога и тихо плачет, наблюдая, как в очередной раз скандалят её дети, а Алексей гладит её мокрые щёки. Частенько Миша приходил со своими помощниками и начинал переворачивать всё верх дном в родительском дворе. В такие моменты бабушка пыталась его угомонить и неслась в самое пекло, а мальчик, боясь за неё, бегал за старушкой и кричал. Бывало, Михаил кидал кирпич в окно, от чего дедушка то ли плакал, то ли смеялся. Однажды Михаил в ярости ударил мать по руке ломом, сломав ей кость. Дедушка, несмотря на все эти ситуации, не хотел отдавать наследство Варвары сыновьям.

Глава 7

Трактирщица, жившая в их доме, как-то сильно поругалась с дедом, и от злости сильно обругала ещё и бабушку, бросив в нее морковкой. Бабушка, не имеющая никакого отношения к их конфликту, отреагировала вполне спокойно и не держала зла, но Алексею стало обидно за неё, и он решил отомстить женщине. В итоге он запер женщину в погребе, но бабушка, узнав про это, отругала внука и отворила пленницу. Позже она сказала ему, что нельзя детям впутываться в дела взрослых испорченных людей, и что кроме Бога никто судить не должен.

Дедушка и бабушка часто говорили с внуком о Боге, но у каждого из них было своё представление о нём, они даже молились по-разному. Бог деда вызывал в мальчике страх и был ему неприятен, жесток, скор на наказания и строг; Бог бабушки же, напротив, был справедлив и добр.

Во дворе друзей у Алексея не было, ребята часто дразнили его, и вскоре ему вообще запрещалось выходить за пределы двора, так как он начал драться. Мальчика не тянуло в игры ребят, но он не мог наблюдать в стороне, если видел, как обижают птиц, животных, нищих или блаженного Игошу. Часто на улице проходил уже ослепший мастер Григорий. Вела его под руку старушка, останавливаясь с молчаливым слепцом у окон и прося милостыню. Бабушка, увидев мастера, выходила к нему и они подолгу разговаривали, а иногда и звала на обед. Григорий, полюбивший мальчика, часто спрашивал о нём, но Алексею было стыдно к нему выходить, и он всегда убегал и прятался. Мальчик не понимал, почему дед выбросил ослепшего мастера на улицу. Бабушка как-то сказала, плача, что горько Бог накажет их за Григория. Так и случилось: через десяток лет, после смерти бабушки, обезумевший и нищий дедушка будет ходить и просить еду под окнами.

Глава 8

Позже они переехали в другой дом. Жил в одной из комнат мужчина, который на приглашение попить чая всегда говорил: «Хорошее дело». Вскоре его так и прозвали – Хорошее Дело. Он постоянно сидел в своей комнате, и Алексею было непонятно, чем он там занимается: мужчина плавил то свинец, то медь. Мальчик любил наблюдать за ним, но все остальные считали нахлебника странным и опасались, а дед и вовсе колотил внука, если узнавал, что он был у «чернокнижника» в гостях. Хорошее Дело был «страшно одинок», печален и смирен. В конце концов его выгнали, и Алексею было нестерпимо досадно и грустно от этого.

Глава 9

Сидя на дереве, Алексей смотрел за игрой трёх братьев, и увидел, как младший мальчик прыгнул в колодец. Он быстро пришёл на помощь, и с тех пор сдружился с ними. Братья позвали Алексея в гости, когда внезапно вернулся их отец. Строгий полковник запретил ему заходить к себе домой, да еще пожаловался дедушке. Из-за ябедничества Петра, между ним и Алексеем разгорелась настоящая вражда. Вскоре Петра нашли мёртвым в саду Кашириных.

Глава 10

Зимой внезапно приехала мама Алексея. Мальчик был взволнован, поэтому по большей части молчал, только смотрел на маму во все глаза. Из перебранки, возникшей между взрослыми, мальчик узнал, что Варвара родила ребёнка, и отдала его на воспитание другим людям. В конце концов, все помирились.

Мать въехала в дом, но мальчику было грустно, он чувствовал, что мама не останется надолго. Варвара учила сына грамоте и арифметике. Алексей, легко учивший дедушкины молитвы и песни бабушки, с трудом запоминал стихотворения, заданные матерью, чем её расстраивал и сильно злил. Со временем ему стали ненавистны её уроки. Она часто кричала на него, и ему было обидно, ведь «мать должна быть справедлива больше всех, как в сказках».

Дедушка пытался выдать Варвару замуж, от чего у них произошла ссора, и дед со злости избил бабушку, защищавшую дочь. Алексею было гадко от этого, и он решил отомстить ему, разрезав его святцы.

Глава 11

После решительного отказа Варвары выйти замуж за часовщика, на чём настаивал дед, мать как-то сразу стала хозяйкой в доме, а дедушка, наоборот, будто притих и стал незаметен. В это время дядя Михаил женился, и жена сразу невзлюбила его сына Сашку. Когда она начала его бить, бабушка уговорила деда забрать внука к себе. Вскоре Сашку и Алексея отвели в школу. Саша начал сразу прогуливать занятия, и к ним приставили провожатого. Правда, и это не мешало ему сбегать.

Когда Алексей заболел оспой, его поместили на чердак. Каждый день к нему приходила бабушка, которая начала пить водку тайком из чайника, и рассказывала про его отца. Варвара вышла за Максима против воли своего отца, чем сильно его разозлила, ведь он мечтал выдать дочь за барина. Бабушка, напротив, сильно любила зятя за его лёгкий и задорный нрав. Год дедушка не говорил ни слова о дочери, а в доме было запрещено произносить её имя. Однако прошло время, и дед начал спрашивать, «как они там живут», и молодые помирились с родителями. Старик особо радовался внуку Алексею. После ссоры пьяные Яков и Михаил пытались утопить зятя, и Максим решил переехать с семьёй в Астрахань.

Глава 12

Наступила весна. Потихоньку Алексей выздоровел. Однажды, спустившись вниз, но увидел незнакомых мужчину и старуху – новые «отец» и «ещё одна бабушка», как объяснили ему дед с матерью. Мальчику стало неприятно, что все от него скрыли планируемое замужество матери, а она сама редко заглядывала во время его болезни. В доме все казалось чужим. Он ненавидел свою "новую бабушку" и её сына. При старухе все в доме хмурились, и она часто говорила, что "мальчика надо очень воспитывать". В отместку Алексей всячески пакостничал им, за что его непременно наказывали. Варвара со слезами на глазах просила его не озорничать и привыкнуть к отчиму, сын же чувствовал, что мама все больше отдаляется от него, и от этого тосковал. Дед думал продать к осени дом, чтобы собрать приданое дочери. Свадьбу сыграли тихую, молодожены собирались в Москву: отчим должен был сдать экзамены, и мама обещала вернуться сразу после этого.

Наутро, собрав вещи, Максимовы уехали, а в сердце у Алексея что-то захлопнулось: он стал совершенно равнодушен и к играм ребят во дворе, и к рассказам деда. Старик все чаще ссорился с бабушкой, в такие дни она уходила к одному из сыновей. Осенью он заявил, что не станет больше кормить супругу - каждый сам по себе. Мальчику было нестерпимо жаль покидать сад и свой шалаш. Позже вернулась мать с Максимовым, выглядела она болезненно и была плохо одета. Якобы во время пожара все их имущество сгорело, но дед знал, что Максимов проигрался в карты. Снова разгорелся скандал.

Бабушка с молодыми переехала в другой дом, где работала за кухарку, делая все по дому с утра до вечера, а мать забеременела. Алексей все чаще дрался, озлобился, особенно он злился на отчима, который начал обижать и оскорблять беременную жену. Родился мальчик, назвали его Сашей. Вскоре Варвара вновь забеременела и стала выглядеть ещё более измученной. Увидев, как Максимов пинает в грудь мать, Алексей чуть не зарезал его кухонным ножом. После этого мальчик с бабушкой переехали к деду. Он уже сильно постарел и стал болезненно жадным: отобрал все платья бабушки и продал, ходил по старым товарищам и, жалуясь на детей, просил денег. Алексей начал собирать на улице бумагу и ветошь, отдавая заработанные копейки бабушке.

Позже он начал воровать дрова. Несмотря на все, он успешно сдал экзамены и перешёл в третий класс. Бабушка заболела и лежала без денег, старик ворчал, что не станет её кормить, и Алексей продал свои книги и отдал деньги бабушке. Тем временем, Максимов куда-то пропал, и мать с больным сыном Николаем вернулась к родителям. Варвара была сильно больна, и Алексей понимал, что она умирает. Мать умерла у него на глазах. Через несколько дней после похорон, дед выгнал Алексея в люди, сказав, что больше не хочет держать его на своей шее.

  • Краткое содержание Лондон Любовь к жизни

    В рассказе двое усталых мужчин идут через дикую местность, неся добытое золото. Один подворачивает ногу и другой оставляет его.

  • Краткое содержание Булгаков Белая гвардия

    События романа разворачиваются в морозный декабрь 1918 года. Умирает мать Турбинных. Алексей, Лена и Николка тяжело переживают потерю близкого человека.

  • Краткое содержание Королёк - птичка певчая Гюнтекин по частям

    Девочка Феридэ счастливо жила с родителями в военном гарнизоне, ее папа был кадровым офицером. Малышка жила беззаботно, дралась с мальчишками, прыгала по деревьям, за что получила прозвище Птичка-королек.

  • Началась и потекла со страшной быстротой густая, пестрая, невыразимо странная жизнь. Она вспоминается мне, как суровая сказка, хорошо рассказанная добрым, но мучительно правдивым гением. Теперь, оживляя прошлое, я сам порою с трудом верю, что всё было именно так, как было, и многое хочется оспорить, отвергнуть, — слишком обильна жестокостью темная жизнь «неумного племени». Но правда выше жалости, и ведь не про себя я рассказываю, а про тот тесный, душный круг жутких впечатлений, в котором жил, — да и по сей день живет, — простой русский человек. Дом деда был наполнен горячим туманом взаимной вражды всех со всеми; она отравляла взрослых, и даже дети принимали в ней живое участие. Впоследствии из рассказов бабушки я узнал, что мать приехала как раз в те дни, когда ее братья настойчиво требовали у отца раздела имущества. Неожиданное возвращение матери еще более обострило и усилило их желание выделиться. Они боялись, что моя мать потребует приданого, назначенного ей, но удержанного дедом, потому что она вышла замуж «самокруткой», против его воли. Дядья считали, что это приданое должно быть поделено между ними. Они тоже давно и жестоко спорили друг с другом о том, кому открыть мастерскую в городе, кому — за Окой, в слободе Кунавине. Уже вскоре после приезда, в кухне во время обеда, вспыхнула ссора: дядья внезапно вскочили на ноги и, перегибаясь через стол, стали выть и рычать на дедушку, жалобно скаля зубы и встряхиваясь, как собаки, а дед, стуча ложкой по столу, покраснел весь и звонко — петухом — закричал: — По миру пущу! Болезненно искривив лицо, бабушка говорила: — Отдай им всё, отец, — спокойней тебе будет, отдай! — Цьщ, потатчица! — кричал дед, сверкая глазами, и было странно, что, маленький такой, он может кричать столь оглушительно. Мать встала из-за стола и, не торопясь отойдя к окну, повернулась ко всем спиною. Вдруг дядя Михаил ударил брата наотмашь по лицу; тот взвыл, сцепился с ним, и оба покатились по полу, хрипя, охая, ругаясь. Заплакали дети, отчаянно закричала беременная тетка Наталья; моя мать потащила ее куда-то, взяв в охапку; веселая рябая нянька Евгенья выгоняла из кухни детей; падали стулья; молодой широкоплечий подмастерье Цыганок сел верхом на спину дяди Михаила, а мастер Григорий Иванович, плешивый, бородатый человек в темных очках, спокойно связывал руки дяди полотенцем. Вытянув шею, дядя терся редкой черной бородою по полу и хрипел страшно, а дедушка, бегая вокруг стола, жалобно вскрикивал: — Братья, а! Родная кровь! Эх вы-и... Я еще в начале ссоры, испугавшись, вскочил на печь и оттуда в жутком изумлении смотрел, как бабушка смывает водою из медного рукомойника кровь с разбитого лица дяди Якова; он плакал и топал ногами, а она говорила тяжелым голосом: — Окаянные, дико́е племя, опомнитесь! Дед, натягивая на плечо изорванную рубаху, кричал ей: — Что, ведьма, народила зверья? Когда дядя Яков ушел, бабушка сунулась в угол, потрясающе воя: — Пресвятая мати божия, верни разум детям моим! Дед встал боком к ней и, глядя на стол, где всё было опрокинуто, пролито, тихо проговорил: — Ты, мать, гляди за ними, а то они Варвару-то изведут, чего доброго... — Полно, бог с тобой! Сними-ка рубаху-то, я зашью... И, сжав его голову ладонями, она поцеловала деда в лоб; он же, — маленький против нее, — ткнулся лицом в плечо ей: — Надо, видно, делиться, мать... — Надо, отец, надо! Они говорили долго; сначала дружелюбно, а потом дед начал шаркать ногой по полу, как петух перед боем, грозил бабушке пальцем и громко шептал: — Знаю я тебя, ты их больше любишь! А Мишка твой — езуит, а Яшка — фармазон! И пропьют они добро мое, промотают... Неловко повернувшись на печи, я свалил утюг; загремев по ступеням влаза, он шлепнулся в лохань с помоями. Дед впрыгнул на ступень, стащил меня и стал смотреть в лицо мне так, как будто видел меня впервые. — Кто тебя посадил на печь? Мать? — Я сам. — Врешь. — Нет, сам. Я испугался. Он оттолкнул меня, легонько ударив ладонью в лоб. — Весь в отца! Пошел вон... Я был рад убежать из кухни. Я хорошо видел, что дед следит за мною умными и зоркими зелеными глазами, и боялся его. Помню, мне всегда хотелось спрятаться от этих обжигающих глаз. Мне казалось, что дед злой; он со всеми говорит насмешливо, обидно, подзадоривая и стараясь рассердить всякого. — Эх вы-и! — часто восклицал он; долгий звук «и-и» всегда вызывал у меня скучное, зябкое чувство. В час отдыха, во время вечернего чая, когда он, дядья и работники приходили в кухню из мастерской, усталые, с руками, окрашенными сандалом, обожженными купоросом, с повязанными тесемкой волосами, все похожие на темные иконы в углу кухни, — в этот опасный час дед садился против меня и, вызывая зависть других внуков, разговаривал со мною чаще, чем с ними. Весь он был складный, точеный, острый. Его атласный, шитый шелками, глухой жилет был стар, вытерт, ситцевая рубаха измята, на коленях штанов красовались большие заплаты, а все-таки он казался одетым и чище и красивей сыновей, носивших пиджаки, манишки и шёлковые косынки на шеях. Через несколько дней после приезда он заставил меня учить молитвы. Все другие дети были старше и уже учились грамоте у дьячка Успенской церкви; золотые главы ее были видны из окон дома. Меня учила тихонькая, пугливая тетка Наталья, женщина с детским личиком и такими прозрачными глазами, что, мне казалось, сквозь них можно было видеть всё сзади ее головы. Я любил смотреть в глаза ей подолгу, не отрываясь, не мигая; она щурилась, вертела головою и просила тихонько, почти шёпотом: — Ну, говори, пожалуйста: «Отче наш, иже еси...» И если я спрашивал: «Что такое — яко же?» — она, пугливо оглянувшись, советовала: — Ты не спрашивай, это хуже! Просто говори за мною: «Отче наш»... Ну? Меня беспокоило: почему спрашивать хуже? Слово «яко же» принимало скрытый смысл, и я нарочно всячески искажал его: — «Яков же», «я в коже»... Но бледная, словно тающая тетка терпеливо поправляла голосом, который всё прерывался у нее: — Нет, ты говори просто: «яко же»... Но и сама она и все ее слова были не просты. Это раздражало меня, мешая запомнить молитву. Однажды дед спросил: — Ну, Олешка, чего сегодня делал? Играл! Вижу по желваку на лбу. Это не велика мудрость желвак нажить! А «Отче наш» заучил? Тетка тихонько сказала: — У него память плохая. Дед усмехнулся, весело приподняв рыжие брови. — А коли так, — высечь надо! И снова спросил меня: — Тебя отец сек? Не понимая, о чем он говорит, я промолчал, а мать сказала: — Нет, Максим не бил его, да и мне запретил. — Это почему же? — Говорил, битьем не выучишь. — Дурак он был во всем, Максим этот, покойник, прости господи! — сердито и четко проговорил дед. Меня обидели его слова. Он заметил это. — Ты что губы надул? Ишь ты... И, погладив серебристо-рыжие волосы на голове, он прибавил: — А я вот в субботу Сашку за наперсток пороть буду. — Как это пороть? — спросил я. Все засмеялись, а дед сказал: — Погоди, увидишь... Притаившись, я соображал: пороть — значит расшивать платья, отданные в краску, а сечь и бить — одно и то же, видимо. Бьют лошадей, собак, кошек; в Астрахани будочники бьют персиян, — это я видел. Но я никогда не видал, чтоб так били маленьких, и хотя здесь дядья щелкали своих то по лбу, то по затылку, — дети относились к этому равнодушно, только почесывая ушибленное место. Я не однажды спрашивал их: — Больно? И всегда они храбро отвечали. — Нет, нисколечко! Шумную историю с наперстком я знал. Вечерами, от чая до ужина, дядья и мастер сшивали куски окрашенной материи в одну «штуку» и пристегивали к ней картонные ярлыки. Желая пошутить над полуслепым Григорием, дядя Михаил велел девятилетнему племяннику накалить на огне свечи наперсток мастера. Саша зажал наперсток щипцами для снимания нагара со свеч, сильно накалил его и, незаметно подложив под руку Григория, спрятался за печку, но как раз в этот момент пришел дедушка, сел за работу и сам сунул палец в каленый наперсток. Помню, когда я прибежал в кухню на шум, дед, схватившись за ухо обожженными пальцами, смешно прыгая и кричал: — Чье дело, басурмане? Дядя Михаил, согнувшись над столом, гонял наперсток пальцем и дул на него; мастер невозмутимо шил; тени прыгали по его огромной лысине; прибежал дядя Яков и, спрятавшись за угол печи, тихонько смеялся там; бабушка терла на терке сырой картофель. — Это Сашка Яковов устроил! — вдруг сказал дядя Михаил. — Врешь! — крикнул Яков, выскочив из-за печи. А где-то в углу его сын плакал и кричал: — Папа, не верь. Он сам меня научил! Дядья начали ругаться. Дед же сразу успокоился, приложил к пальцу тертый картофель и молча ушел, захватив с собой меня. Все говорили — виноват дядя Михаил. Естественно, что за чаем я спросил — будут ли его сечь и пороть? — Надо бы, — проворчал дед, искоса взглянув на меня. Дядя Михаил, ударив по столу рукою, крикнул матери: — Варвара, уйми своего щенка, а то я ему башку сверну! Мать сказала: — Попробуй, тронь... И все замолчали. Она умела говорить краткие слова как-то так, точно отталкивала ими людей от себя, отбрасывала их, и они умалялись. Мне было ясно, что все боятся матери; даже сам дедушка говорил с нею не так, как с другими, — тише. Это было приятно мне, и я с гордостью хвастался перед братьями: — Моя мать — самая сильная! Они не возражали. Но то, что случилось в субботу, надорвало мое отношение к матери. До субботы я тоже успел провиниться. Меня очень занимало, как ловко взрослые изменяют цвета материй: берут желтую, мочат ее в черной воде, и материя делается густо-синей — «кубовой»; полощут серое в рыжей воде, и оно становится красноватым — «бордо». Просто, а — непонятно. Мне захотелось самому окрасить что-нибудь, и я сказал об этом Саше Яковову, серьезному мальчику; он всегда держался на виду у взрослых, со всеми ласковый, готовый всем и всячески услужить. Взрослые хвалили его за послушание, за ум, но дедушка смотрел на Сашу искоса и говорил: — Экой подхалим! Худенький, темный, с выпученными, рачьими глазами, Саша Яковов говорил торопливо, тихо, захлебываясь словами, и всегда таинственно оглядывался, точно собираясь бежать куда-то, спрятаться. Карие зрачки его были неподвижны, но, когда он возбуждался, дрожали вместе с белками. Он был неприятен мне. Мне гораздо больше нравился малозаметный увалень Саша Михаилов, мальчик тихий, с печальными глазами и хорошей улыбкой, очень похожий на свою кроткую мать. У него были некрасивые зубы; они высовывались изо рта и в верхней челюсти росли двумя рядами. Это очень занимало его; он постоянно держал во рту пальцы, раскачивая, пытаясь выдернуть зубы заднего ряда, и покорно позволял щупать их каждому, кто желал. Но ничего более интересного я не находил в нем. В доме, битком набитом людьми, он жил одиноко, любил сидеть в полутемных углах, а вечером у окна. С ним хорошо было молчать — сидеть у окна, тесно прижавшись к нему, и молчать целый час, глядя, как в красном вечернем небе вокруг золотых луковиц Успенского храма вьются-мечутся черные галки, взмывают высоко вверх, падают вниз и, вдруг покрыв угасающее небо черною сетью, исчезают куда-то, оставив за собою пустоту. Когда смотришь на это, говорить ни о чем не хочется, и приятная скука наполняет грудь. А Саша дяди Якова мог обо всем говорить много и солидно, как взрослый. Узнав, что я желаю заняться ремеслом красильщика, он посоветовал мне взять из шкапа белую праздничную скатерть и окрасить ее в синий цвет. — Белое всего легче красится, уж я знаю! — сказал он очень серьезно. Я вытащил тяжелую скатерть, выбежал с нею на двор, но когда опустил край ее в чан с «кубовой», на меня налетел откуда-то Цыганок, вырвал скатерть и, отжимая ее широкими лапами, крикнул брату, следившему из сеней за моею работой: — Зови бабушку скорее! И, зловеще качая черной лохматой головою, сказал мне: — Ну, и попадет же тебе за это! Прибежала бабушка, заохала, даже заплакала, смешно ругая меня: — Ах ты, пермяк, солены уши! Чтоб те приподняло да шлепнуло! Потом стала уговаривать Цыганка: — Уж ты, Ваня, не сказывай дедушке-то! Уж я спрячу дело; авось обойдется как-нибудь... Ванька озабоченно говорил, вытирая мокрые руки разноцветным передником: — Мне что? Я не скажу; глядите, Сашутка не наябедничал бы! — Я ему семишник дам, — сказала бабушка, уводя меня в дом. В субботу, перед всенощной, кто-то привел меня в кухню; там было темно и тихо. Помню плотно прикрытые двери в сени и в комнаты, а за окнами серую муть осеннего вечера, шорох дождя. Перед черным челом печи на широкой скамье сидел сердитый, непохожий на себя Цыганок; дедушка, стоя в углу у лохани, выбирал из ведра с водою длинные прутья, мерял их, складывая один с другим, и со свистом размахивал ими по воздуху. Бабушка, стоя где-то в темноте, громко нюхала табак и ворчала: — Ра-ад... мучитель... Саша Яковов, сидя на стуле среди кухни, тер кулаками глаза и не своим голосом, точно старенький нищий, тянул: — Простите Христа ради... Как деревянные, стояли за стулом дети дяди Михаила, брат и сестра, плечом к плечу. — Высеку — прощу, — сказал дедушка, пропуская длинный влажный прут сквозь кулак. — Ну-ка, снимай штаны-то!.. Говорил он спокойно, и ни звук его голоса, ни возня мальчика на скрипучем стуле, ни шарканье ног бабушки, — ничто не нарушало памятной тишины в сумраке кухни, под низким закопченным потолком. Саша встал, расстегнул штаны, спустил их до колен и, поддерживая руками, согнувшись, спотыкаясь, пошел к скамье. Смотреть, как он идет, было нехорошо, у меня тоже дрожали ноги. Но стало еще хуже, когда он покорно лег на скамью вниз лицом, а Ванька, привязав его к скамье под мышки и за шею широким полотенцем, наклонился над ним и схватил черными руками ноги его у щиколоток. — Лексей, — позвал дед, — иди ближе!.. Ну, кому говорю?.. Вот гляди, как секут... Раз!.. Невысоко взмахнув рукой, он хлопнул прутом по голому телу. Саша взвизгнул. — Врешь, — сказал дед, — это не больно! А вот эдак больней! И ударил так, что на теле сразу загорелась, вспухла красная полоса, а брат протяжно завыл. — Не сладко? — спрашивал дед, равномерно поднимая и опуская руку. — Не любишь? Это за наперсток! Когда он взмахивал рукой, в груди у меня всё поднималось вместе с нею; падала рука, — и я весь точно падал. Саша визжал страшно тонко, противно: — Не буду-у... Ведь я же сказал про скатерть... Ведь я сказал... Спокойно, точно Псалтырь читая, дед говорил: — Донос — не оправданье! Доносчику первый кнут. Вот тебе за скатерть! Бабушка кинулась ко мне и схватила меня на руки, закричав: — Лексея не дам! Не дам, изверг! Она стала бить ногою в дверь, призывая: — Варя, Варвара!.. Дед бросился к ней, сшиб ее с ног, выхватил меня и понес к лавке. Я бился в руках у него, дергал рыжую бороду, укусил ему палец. Он орал, тискал меня и наконец бросил на лавку, разбив мне лицо. Помню дикий его крик: — Привязывай! Убью!.. Помню белое лицо матери и ее огромные глаза. Она бегала вдоль лавки и хрипела: — Папаша, не надо!.. Отдайте... Дед засек меня до потери сознания, и несколько дней я хворал, валяясь вверх спиною на широкой жаркой постели в маленькой комнате с одним окном и красной, неугасимой лампадой в углу пред киотом со множеством икон. Дни нездоровья были для меня большими днями жизни. В течение их я, должно быть, сильно вырос и почувствовал что-то особенное. С тех дней у меня явилось беспокойное внимание к людям, и, точно мне содрали кожу с сердца, оно стало невыносимо чутким ко всякой обиде и боли, своей и чужой. Прежде всего меня очень поразила ссора бабушки с матерью: в тесноте комнаты бабушка, черная и большая, лезла на мать, заталкивая ее в угол, к образам, и шипела: — Ты что не отняла его, а? — Испугалась я. — Эдакая-то здоровенная! Стыдись, Варвара! Я — старуха, да не боюсь! Стыдись!.. — Отстаньте, мамаша: тошно мне... — Нет, не любишь ты его, не жаль тебе сироту! Мать сказала тяжело и громко: — Я сама на всю жизнь сирота! Потом они обе долго плакали, сидя в углу на сундуке, и мать говорила: — Если бы не Алексей, ушла бы я, уехала! Не могу жить в аду этом, не могу, мамаша! Сил нет... — Кровь ты моя, сердце мое, — шептала бабушка. Я запомнил: мать — не сильная; она, как все, боится деда. Я мешаю ей уйти из дома, где она не может жить. Это было очень грустно. Вскоре мать действительно исчезла из дома. Уехала куда-то гостить. Как-то вдруг, точно с потолка спрыгнув, явился дедушка, сел на кровать, пощупал мне голову холодной, как лед, рукою: — Здравствуй, сударь... Да ты ответь, не сердись!.. Ну, что ли?.. Очень хотелось ударить его ногой, но было больно пошевелиться. Он казался еще более рыжим, чем был раньше; голова его беспокойно качалась; яркие глаза искали чего-то на стене. Вынув из кармана пряничного козла, два сахарных рожка, яблоко и ветку синего изюма, он положил всё это на подушку, к носу моему. — Вот, видишь, я тебе гостинца принес! Нагнувшись, поцеловал меня в лоб; потом заговорил, тихо поглаживая голову мою маленькой жесткой рукою, окрашенной в желтый цвет, особенно заметный на кривых, птичьих ногтях. — Я тебя тогда перетово, брат. Разгорячился очень; укусил ты меня, царапал, ну, и я тоже рассердился! Однако не беда, что ты лишнее перетерпел, — в зачет пойдет! Ты знай: когда свой, родной бьет, — это не обида, а наука! Чужому не давайся, а свой ничего! Ты думаешь, меня не били? Меня, Олеша, так били, что ты этого и в страшном сне не увидишь. Меня так обижали, что, поди-ка, сам господь бог глядел — плакал! А что вышло? Сирота, нищей матери сын, я вот дошел до своего места, — старшиной цеховым сделан, начальник людям. Привалившись ко мне сухим, складным телом, он стал рассказывать о детских своих днях словами крепкими и тяжелыми, складывая их одно с другим легко и ловко. Его зеленые глаза ярко разгорелись и, весело ощетинившись золотым волосом, сгустив высокий свой голос, он трубил в лицо мне: — Ты вот пароходом прибыл, пар тебя вез, а я в молодости сам, своей силой супроти Волги баржи тянул. Баржа — по воде, я — по бережку, бос, по острому камню, по осыпям, да так от восхода солнца до ночи! Накалит солнышко затылок-то, голова, как чугун, кипит, а ты, согнувшись в три погибели, — косточки скрипят, — идешь да идешь, и пути не видать, глаза потом залило, а душа-то плачется, а слеза-то катится, — эхма, Олеша, помалкивай! Идешь, идешь, да из лямки-то и вывалишься, мордой в землю — и тому рад; стало быть, вся сила чисто вышла, хоть отдыхай, хоть издыхай! Вот как жили у бога на глазах, у милостивого господа Исуса Христа!.. Да так-то я трижды Волгу-мать вымерял: от Симбирского до Рыбинска, от Саратова досюдова да от Астрахани до Макарьева, до ярмарки, — в этом многие тысячи верст! А на четвертый год уж и водоливом пошел, — показал хозяину разум свой!.. Говорил он и — быстро, как облако, рос предо мною, превращаясь из маленького, сухого старичка в человека силы сказочной, — он один ведет против реки огромную серую баржу... Иногда он соскакивал с постели и, размахивая руками, показывал мне, как ходят бурлаки в лямках, как откачивают воду; пел баском какие-то песни, потом снова молодо прыгал на кровать и, весь удивительный, еще более густо, крепко говорил: — Ну, зато, Олеша, на привале, на отдыхе, летним вечером в Жигулях, где-нибудь, под зеленой горой, поразложим, бывалоче, костры — кашицу варить, да как заведет горевой бурлак сердечную песню, да как вступится, грянет вся артель, — аж мороз по коже дернет, и будто Волга вся быстрей пойдет, — так бы, чай, конем и встала на дыбы, до самых облаков! И всякое горе — как пыль по ветру; до того люди запевались, что, бывало, и каша вон из котла бежит; тут кашевара по лбу половником надо бить: играй как хошь, а дело помни! Несколько раз в дверь заглядывали, звали его, но я просил: — Не уходи! Он, усмехаясь, отмахивался от людей: — Погодите там... Рассказывал он вплоть до вечера, и, когда ушел, ласково простясь со мной, я знал, что дедушка не злой и не страшен. Мне до слез трудно было вспоминать, что это он так жестоко избил меня, но и забыть об этом я не мог. Посещение деда широко открыло дверь для всех, и с утра до вечера кто-нибудь сидел у постели, всячески стараясь позабавить меня; помню, что это не всегда было весело и забавно. Чаще других бывала у меня бабушка; она и спала на одной кровати со мной; но самое яркое впечатление этих дней дал мне Цыганок. Квадратный, широкогрудый, с огромной кудрявой головой, он явился под вечер, празднично одетый в золотистую, шёлковую рубаху, плисовые штаны и скрипучие сапоги гармоникой. Блестели его волосы, сверкали раскосые веселые глаза под густыми бровями и белые зубы под черной полоской молодых усов, горела рубаха, мягко отражая красный огонь неугасимой лампады. — Ты глянь-ка, — сказал он, приподняв рукав, показывая мне голую руку до локтя в красных рубцах, — вон как разнесло! Да еще хуже было, зажило много! — Чуешь ли: как вошел дед в ярость, и вижу, запорет он тебя, так начал я руку эту подставлять, ждал — переломится прут, дедушка-то отойдет за другим, а тебя и утащат бабаня али мать! Ну, прут не переломился, гибок, моченый! А все-таки тебе меньше попало, — видишь насколько? Я, брат, жуликоватый!.. Он засмеялся шёлковым, ласковым смехом, снова разглядывая вспухшую руку, и, смеясь, говорил: — Так жаль стало мне тебя, аж горло перехватывает, чую! Беда! А он хлещет... Фыркая по-лошадиному, мотая головой, он стал говорить что-то про дела; сразу близкий мне, детски простой. Я сказал ему, что очень люблю его, — он незабвенно просто ответил: — Так ведь и я тебя тоже люблю, — за то и боль принял, за любовь! Али я стал бы за другого за кого? Наплевать мне... Потом он учил меня тихонько, часто оглядываясь на дверь: — Когда тебя вдругорядь сечь будут, ты, гляди, не сжимайся, не сжимай тело-то, — чуешь? Вдвойне больней, когда тело сожмешь, а ты распусти его свободно, чтоб оно мягко было, — киселем лежи! И не надувайся, дыши вовсю, кричи благим матом, — ты это помни, это хорошо! Я спросил: — Разве еще сечь будут? — А как же? — спокойно сказал Цыганок. — Конешно, будут! Тебя, поди-ка, часто будут драть... — За что? — Уж дедушка сыщет... И снова озабоченно стал учить: — Коли он сечет с навеса, просто сверху кладет лозу, — ну, тут лежи спокойно, мягко; а ежели он с оттяжкой сечет, — ударит да к себе потянет лозину, чтобы кожу снять, — так и ты виляй телом к нему, за лозой, понимаешь? Это легче! Подмигнув темным косым глазом, он сказал: — Я в этом деле умнее самого квартального! У меня, брат, из кожи хоть голицы шей! Я смотрел на его веселое лицо и вспоминал бабушкины сказки про Ивана-царевича, про Иванушку-дурачка.

    Произведения. Рассказ ведётся от первого лица, что дало возможность писателю изобразить события более достоверно, точно передать мысли и чувства главного персонажа. Кроме того, названое произведение помогает понять, кем же на самом деле был М. Горький. «Детство», краткое содержание которого будет приведено ниже, - это уникальная возможность ближе познакомиться с одним из гениев русской литературы.

    Максим Горький «Детство»: краткое содержание

    Несмотря на то, что произведение «Детство» является автобиографическим, Горький ведет повествование от имени мальчика Алёши. Уже на первых страницах повести мы узнаем о непростых обстоятельствах в семье мальчика: похороны отца, горе матери, смерть новорожденного брата. Алёша тяжело переживает все перечисленные события. Рядом с ним постоянно находится бабушка.

    После описанных трагических событий Алёша вместе с бабушкой и матерью отправляется к родственникам. Правда, мальчику никто не понравился, как пишет Горький. «Детство», краткое содержание которого не передает многих деталей, много внимания обращает на внутренние переживания героя. Так, Алёша часто называет свою жизнь суровой сказкой. К примеру, он очень боялся деда. Однажды последний, невзирая на протесты бабушки и матери, высек внука так, что тот заболел. Когда Алёша ещё был болен, дедушка часто приходил к нему и рассказывал о себе. Поэтому вскоре главный герой перестал бояться его. Кроме того, мальчика навещал Цыганок - приемный сын Иван, который получил упомянутое прозвище из-за своей внешности. Именно с ним Алексей сдружился больше всего. Не раз Цыганок подставлял свою руку под розги, которыми дед сек Алексея. Правда, названный герой часто воровал. Вскоре Цыганок погибает.

    Мать появлялась в доме редко. Очень быстро их дом приобрел дурную славу, потому что здесь часто происходили драки. На деда нападал его родной сын Михаил, как гласит рассказ. Детство Алексея было полно ужаснейших событий. Так, мальчика редко пускали гулять одного, потому что он постоянно «становился виновником буйств». Помимо этого, у него не было товарищей, как пишет Горький. «Детство», краткое содержание которого многое упускает, повествует о переезде Алексея вместе с бабушкой и дедушкой в новый дом. Там он познакомился с человеком по прозвищу «Хорошее Дело» (он часто употреблял названную фразу) и дядей Петром, который был разбойником.

    Однажды снова приехала мать. Она начала учить Алексея грамоте. Потом мать отвела его в школу. В то же время мальчик отмечал, что его жалела только бабушка, другие были или равнодушными, или суровыми. Только бабушка ухаживала за Алёшей, когда он заболел.

    Вскоре мать главного героя снова вышла замуж, а он вместе с родными оказался в Сормове. Отчим был очень строг с Алексеем. Также описывается обучение мальчика в школе. Подчеркивается, что учитель и поп сразу невзлюбили мальчика, постоянно угрожая выгнать его из школы. Потом он снова переезжает к деду, начинает зарабатывать деньги и находит друзей. В конце повести мать Алексея умирает, а дед предлагает ему идти в люди и самому зарабатывать себе на жизнь. Так завершает повесть сам Горький.

    «Детство», краткое содержание которого было описано выше, - это один из лучших примеров реализма в русской литературе.

    Название произведения: Детство

    Год написания: 1913

    Жанр произведения: повесть

    Главные герои: Алексей Пешков - сирота, Варвара - мать, Василий Васильевич - дед, Акулина Ивановна - бабушка, Михаил и Яков - дяди, Иван Цыганок - подброшенный сын дедушки и бабушки.

    Сюжет

    У маленького Алеши от холеры умирает отец. Это случилось в Астрахане. Бабушка решает забрать его с новорождённым братом к себе в Нижний Новгород. Там живет вся семья, главой которой является дед Алеши, владеющий красильной мастерской. Мать исчезла из его жизни. Атмосфера в доме тяжелая, дядья постоянно ссорятся, недовольные тем, что отец не разделил наследство. Мальчик вынужден претерпевать болезненные телесные наказания от деда за любой неправильный поступок. Далее Алексей жил с матерью, которая вышла замуж. Отчим относился к ней плохо, отношения не заладились. В конце рассказа мама умирает, а дедушка бесчеловечно отправляет Алешу «в люди». Будущие годы Горький описал в следующей повести.

    Вывод (мое мнение)

    Жизнь несправедлива. Часто в семьях вместо любви и уважения преобладают раздоры, жестокость и боль. Горький явно показал, что наказание до полу смерти не исправляет ребенка, а только делает его обозленным, лишенным естественных чувств. Ребенок, которого бросили легко поддается ненависти и становится несносным для окружающих.

     


    Читайте:



    Этапы процесса моделирования

    Этапы процесса моделирования

    Прежде всего необходимо подчеркнуть, что в этом процессе обязательно участвуют и взаимодействуют друг с другом субъект, объект исследования и...

    Правление Николая I презентация к уроку по истории (10 класс) на тему

    Правление Николая I презентация к уроку по истории (10 класс) на тему

    ГОУ ЦО №1828 «Сабурово», Эсманская Алла Георгиевна, учитель истории, урок в 8 классе. Слайд 2 План урока 1. Личность императора Николая I. 2....

    Отчет о прохождение практики “Научно-исследовательская работа”

    Отчет о прохождение практики “Научно-исследовательская работа”

    В процессе обучения в аспирантуре молодой ученый обязан пройти практику, результатом которой станет составление отчета по педагогической практике...

    Благочестивая марта, или семейная жизнь доктора фрейда

    Благочестивая марта, или семейная жизнь доктора фрейда

    Одним из невероятных и очень талантливых людей, чьи творения до сих пор не оставляют равнодушным ни одного ученого, является Зигмунд Фрейд (годы...

    feed-image RSS