Разделы сайта
Выбор редакции:
- Характеристика планет земной группы
- Прилагательные в английском языке Многосложные прилагательные в английском языке примеры построения
- Викинги – люди саги. Жизнь и нравы. Викинги. Ирландская сага Скандинавские саги читать онлайн
- Святополк I (князь Великой Моравии) Святой ростислав князь моравский
- Михаил Ланцов Смерть Британии!
- Том Сойер - обычный ребенок из благополучной семьи
- Алексей Кириллович Разумовский
- Методическое пособие по истории древнего мира (Годер Г
- Критерий согласия Пирсона (критерий хи-квадрат)
- Этапы процесса моделирования
Реклама
Надежда мандельштам личная жизнь. Надежда мандельштам - воспоминания. — В каком возрасте вы вернулись в Россию |
Надежда Яковлевна Мандельштам (девичья фамилия — Хазина, 30 октября 1899, Саратов — 29 декабря 1980, Москва) — русская писательница, мемуарист, лингвист, преподаватель, жена Осипа Мандельштама. Текст интервью публикуется по изданию: "Континент", 1982. №31. ИНТЕРВЬЮ С НАДЕЖДОЙ ЯКОВЛЕВНОЙ МАНДЕЛЬШТАМ От интервьюера Впервые я встретилась с Надеждой Мандельштам во вторник 17 октября 1972 года. Ее «Воспоминания» уже были опубликованы по-русски и по-английски («Норе against Норе»), и вышедшая по-русски «Вторая книга» тоже вскоре должна была появиться по-английски под названием «Норе Abandoned». Мой муж Эрик Де Мони был тогда корреспондентом Би-Би-Си в Москве. Мы приехали на второй срок его пребывания в советской столице в конце марта 1972 года. Вскоре после нашего приезда был выслан Дэвид Бонавиа, корреспондент лондонского «Таймса», — перед приездом Никсона советские власти хотели отделаться от слишком хорошо информированного западного корреспондента. Он ввел нас в круг своих неофициальных контактов (например, на проводах Бонавиа мы впервые встретились с Андреем Сахаровым, который в те времена еще не поддерживал широких контактов с корреспондентами). К октябрю мы расширили круг наших русских друзей, и тогда Кирилл и Ирина Хенкины познакомили нас с Надеждой Яковлевной. Противоречащие друг другу английские заглавия двух томов ее воспоминаний вызвали у меня тогда вопрос, как она себе представляет будущее своей страны. Она несколько раз повторила, что ее единственная надежда — загробная жизнь. Это не совпадало с тем относительным оптимизмом, который звучал в заключительных главах первого тома ее воспоминаний, написанных, когда она наконец впервые постоянно поселилась в Москве в 1964 году. Этот оптимизм она позднее ощутила как неоправданный. Уже в 1972 году Надежда Яковлевна настаивала, что единственная надежда на будущее России — Церковь. Сохранила ли она эту надежду до самой смерти? Есть основания думать, что нет. Об этом можно судить по интервью, которое я записала на магнитофон в конце 1977 года. По моим сведениям, это единственное ее интервью, записанное на ленту. Я дала ей обещание не публиковать его при ее жизни. Интервью должно было последовательно описывать ее жизнь, с детства и до наших дней, и я тщательно подготовила все вопросы. Я хотела также выяснить некоторые обстоятельства жизни Мандельштамов, которые меня озадачивали: например, почему Осип Мандельштам в 20-е годы отказался уехать за границу, как предлагал ему Бухарин. Кроме того, мне хотелось, чтобы Надежда Яковлевна повторила то, что уже говорила в наши предшествующие встречи: обращение Мандельштама в христианство, совершившееся в молодости, не было, как принято считать, «крещением по обстоятельствам», ради поступления в Петербургский университет. Действительно, он и без того, будучи еврейским мальчиком, получил возможность учиться в петербургском Тенишевском училище. Увы, интервью осталось незавершенным. Когда я вернулась в Москву в октябре 1977 года, Надежда Яковлевна была в таком физическом состоянии, что, когда она открыла мне дверь, я ее не узнала, и она чуть не захлопнула дверь перед моим носом. Я не предупредила ее о своем приезде, не смогла это сделать ни по каким каналам, и не знала, согласится ли она на запись разговора. Действительно, мое первое впечатление было, что я со своим замыслом уже опоздала. Все-таки, несмотря на страх и физическую слабость, она согласилась дать интервью. Ее голос зачастую сходил на нет, она задыхалась, делала долгие паузы. От некоторых вопросов, которые я хотела задать, пришлось отказаться, так как я боялась, что для нее все это слишком утомительно. Я была уверена, что ей осталось жить совсем немного. Я ошиблась — она прожила еще три года. Ей хотелось смерти, но она не могла умереть. Ее манера мыслить была по-прежнему живой и острой, но представление о текущих событиях было затуманено. Ее непреклонная вера в загробную жизнь оставалась ее единственной нравственной опорой. Во время записи интервью моему мужу и мне казалось, что она проходит сквозь какое-то умственное чистилище, откуда ее могла вывести только смерть. Неужели жертва ее жизни, жизни Осипа Мандельштама и многих миллионов людей сталинских времен осталась напрасной? Была ли ее умственная агония результатом физической слабости и бремени лет после отданной в жертву жизни? На этот вопрос нельзя ответить — пусть текст интервью говорит сам за себя. Надежда Мандельштам была женщиной сильной и выносливой, очень веселой, большого ума, остроумия и неожиданной нежности. Я вспоминаю ее с непреходящей любовью. Элизабет Де Мони — Надежда Яковлевна, скажите, пожалуйста, где вы родились? — В Саратове, это город на Волге. — Мало кто знает, что вы провели часть своего детства на Западе. В каких странах вы жили? — Не знают, конечно, потому что я сама точно не помню. Я жила во Франции, Италии, Швейцарии, Германии, была в Швеции. — В каком возрасте вы вернулись в Россию? — Мы всегда возвращались в Россию. Два года мы жили в Швейцарии, мы долго там задержались. — Бывали ли вы в Париже? — Конечно, я была в Париже. Я помню праздник святой Катерины. Я даже надевала «чепец св. Катерины». Это праздник старых дев — в июле, кажется. — Были ли вы в Лурде? — Конечно. Мои родители не были набожными, но меня возили в Лурд. — Когда вы жили на Западе, вы были очень молоды. Оказало ли время, проведенное там, большое влияние на вас? — Я не знаю, но я рада, что была, потому что у меня нет такого чувства отчуждения. — Вы верующая? — Да. Хожу в церковь. — И вы всю жизнь ходили в церковь? — Няня возила меня в церковь, русская няня. — Ваша мать была еврейкой, но Ваш отец был, кажется, баптист? Это верно? — Он был крещен. Потому что его отец, мой дед, был кантонист. Это были дети, которых забирали и, когда был период обрусения при Николае Первом, их крестили почти насильно. — А мать? — Мама осталась еврейкой. Они женились где-то во Франции. — Не скажете ли вы, как вы встретились с Мандельштамом? — Был такой клуб в Киеве, в 19-м году. Мне было как раз 19 лет. Это был клуб, который назывался «Хлам»: Художники, Литераторы, Артисты и Музыканты. Мы там собирались каждый вечер, и он пришел. И меня познакомила с ним одна... Все условились не знакомить меня, а какая-то проститутка познакомила. — Когда вы с ним познакомились, он был уже известным поэтом? — Он был известен. И я знала, что он поэт. — И вы уже думали тогда, что он гений? — Был ли он гением, я не знаю. Он был дурак. — Он был... очень глупый молодой человек? — Вы облагораживаете. Он был — я резче говорю. — Был ли он также веселым молодым человеком? — Очень веселый, всю жизнь веселый, даже в несчастьях. — Сохранил ли он эту веселость и в тяжелые, трудные годы? — В тяжелые годы? В лагере — нет. В лагере он просто сошел с ума. Он боялся есть, думал, что его отравят. — Был ли ваш муж добрым человеком? — Со мной — нет, а с людьми — да, особенно с детьми. Ну, он меня никуда не пускал. — Некоторые мне говорили, что он был очень трудным человеком. — Он был трудным человеком для меня. И для сволочи. Кругом были сволочи одни. — Но вы посвятили ему всю свою жизнь... — К сожалению. — Можете ли вы сравнить его с каким-нибудь другим поэтом его поколения? — Конечно, Пастернак, а больше никого. — И больше ни с кем? — Ну, женщины: Ахматова, Цветаева, но я думаю, что это дешевка по сравнению с Пастернаком и Мандельштамом. — Но Ахматова была, пожалуй, его самым близким другом? — Была. Но по отношению ко мне она была не очень хороша. Она мне сказала через сорок лет, тридцать пять лет после смерти Оси: «Вот теперь видно, что вы были подходящей женой». — Оказала ли она на него большое влияние? — Нет, никакого. — Ваш муж был человеком абсолютно неподкупным, человеком абсолютной порядочности... — Я хочу спросить — что именно принес он людям: свою поэзию или свою абсолютную честность? — Не знаю. У меня нет никаких сведений о том, что он известен на Западе. В России — да. В России во всех домах интеллигентных есть списки его стихов. Он до сих пор список, а не человек. И потом эти анекдотические рассказы о нем, что он «раздражался». Он просто отбривал. — В вашей книге, в первом томе, вы пишете, что, когда Мандельштам умер, вам очень помогли его слова: «Почему ты думаешь, что ты должна быть счастливой?» — Он мне всегда так говорил: «Почему ты думаешь, что ты должна быть счастливой?» Это его христианство. — Его христианство? — Он был христианин. Он верил в Христа. — Когда он крестился: в детстве или уже взрослым? — Взрослым. Ему было около 22-х лет. Всегда пишут: «для того, чтобы поступить в университет», но это чепуха, блата хватило бы. Он просто верил, и это, конечно, на меня тоже оказало влияние. — Вы говорите, что ваш муж крестился, когда ему было 22 года. Он умер почти 40 лет назад. Вы по-прежнему чувствуете свою близость с ним? — Очень долгое время я чувствовала, а потом перестала, сейчас перестала. Он подслушал, как я на исповеди сказала, что я ему изменяла. — На то, чтобы спасти произведения вашего мужа, ушло почти 40 лет вашей жизни. Ощущаете ли вы удовлетворение от того, что труд вашей жизни завершен? — И да, и нет. Я отдала жизнь на это. Это было очень трудно. И теперь я чувствую себя совершенно опустошенной. — Что бы вы хотели еще сделать? — Я хотела б написать о своем отце, у меня был чудный отец, но у меня уже нет сил. Может, я попробую. Не от того нет сил, что мы сейчас разговариваем, — от жизни. Я бы очень хотела смерти. Еще хотела бы умереть здесь, а не в лагере. Такая возможность тоже есть: если уйдет Брежнев. — Когда еще был жив Мандельштам, в 20-е и в начале 30-х годов, у вас был один покровитель — Бухарин. Говорили, что будто власти сообщили семье Бухарина, что он никогда не будет реабилитирован. — Я знаю. Они его не собираются реабилитировать. Он был слишком сильным человеком для этого — потому они его и убили. Это вам не Молотов, длинношеее существо — три «е»: длинношеее, и не человек, а существо. (О Бухарине:) Очень был веселый. — В вашей книге вы пишете, что всеми благами, которые были у него в жизни, Мандельштам был обязан Бухарину. — Он спасал нас просто, очень активно. — Надеетесь ли вы, что Бухарина когда-нибудь реабилитируют? — Для этого должно все перемениться. Не знаю, возможно ли это в мертвой стране. — Есть в вашей книге очень важная строчка. Вы пишете, что смерть художника всегда бывает не случайностью, а последним творческим актом. — Это не мои слова, это слова Мандельштама. Это в статье о Скрябине он говорит. Но он наивно говорит, что Россия знала Скрябина. Россия совершенно не знала Скрябина — знала кучка музыкальных людей в консерватории. — Ваш муж написал свое стихотворение о Сталине после того, как увидел последствия коллективизации на Украине и почувствовал, что не может больше молчать? — Это первое стихотворение? Да. — Говорил ли он с вами, пока писал его, или сразу написал? — Конечно, говорил. Он мне каждую строку показывал. У меня, наверное, хороший слух на стихи. — Когда он писал его, думаете ли вы, что он понимал, что оно приведет к его смерти? — Конечно! Он думал только, что его сразу расстреляют. — Думаете ли вы, что он был прав? — Я думаю, да. Но это относится не только к Сталину, это относится ко всем. Брежнев — первый не кровопийца, не кровожадный. Солженицына, например, за границу выслал. Хрущев еще упражнялся. Он здесь расстрелял людей за то, что они продавали губную помаду самодельную — я знаю это от Эренбурга. Он на Украине провел сталинскую политику — там кровь лилась страшная. — Путешествия на Запад оказали на Мандельштама огромное влияние, и вы писали, что Средиземноморье было для него чем-то вроде Святой Земли. Думаете ли вы, что классическая культура Древнего мира — Греции и Рима — оказала наибольшее влияние на него как на поэта? — Греция — да, но он никогда не был в Греции. В Риме он был, но про Рим он говорил, что это камни, а Грецию он очень живо чувствовал. Потом, Грецию можно чувствовать и по стихам, и по литературе. Я тоже не была в Греции. — Но, как вы уже говорили, он был до глубины души христианином. Среди всех страданий сталинских времен, его и ваших страданий, не терял ли он когда-нибудь надежду? — Нет, надежда всегда была. Меня зовут Надеждой. Но ясно было, что после смерти Сталина будут облегчения. Такого другого животного нельзя было найти. Ассириец. Я говорю, что он гений, потому что в сельскохозяйственной стране он уничтожил все крестьянство за два года. — Вы говорите, что Мандельштам никогда не говорил о своем «творчестве». Он всегда говорил, что «строит» вещи. Полагаете ли вы, что свою поэзию он рассматривал как некий проводник Божьей благодати? — Я думаю, что да, но я никогда не спрашивала. — В те годы, что вы жили с ним, посвящая ему всю свою жизнь, вы, наверное, много раз спасали его от отчаяния и, возможно, от смерти? — Я много думала о самоубийстве, потому что жить было совсем невозможно. Был голод, была бездомность, был ужас, которого нельзя себе представить, была страшная грязь. Абсолютная нищета. — Была ли его дружба с Ахматовой источником силы для него? — Скорее для нее. — Какая была она? — Ахматова? Красивая женщина, высокая. На старости она распсиховалась. У нее не было нормальной старости. — Вы пишете, что Мандельштам подвергся одному очень сильному влиянию... — Иннокентий Анненский. Это был любимый поэт, единственный из символистов. Он повлиял на всех: на Пастернака, на Ахматову, на Мандельштама, на Гумилева. Это дивный поэт, его мало знают за границей, его не переводят. Это чудный поэт. Я, к несчастью, отдала книжку его одному священнику, который приехал. Чтобы немножко вразумить его: он писал стихи, но очень плохие, наверно, — я ему дала, достать нельзя. Это [Анненский] религиозный философ, сейчас это окончательно выяснилось, потому что нашли новые письма — два, и там это совершенно ясно уже. — Вы говорите, что сильное влияние на Мандельштама оказал Чаадаев. И что из-за этого влияния он не воспользовался в 1920 году возможностью уехать за границу. — Да, потому что Чаадаев... он хвалит Чаадаева за то, что он вернулся в небытие из страны, где была жизнь. — Думаете ли вы, что Мандельштам таким образом намеренно отказался от Европы? Что он как бы повернулся спиной к Европе? — Он боялся, что заговорит за границей во весь голос и потом не сможет вернуться. — Но он уже понял к тому времени, что оставаться в России опасно? — Он понимал, конечно. Что было делать? Мой отец сказал: «Я столько лет пользовался правами и законами этой страны, что я не могу покидать ее в несчастье». Приблизительно такое отношение было и у Оси. — Как вы полагаете, он принял это решение как поэт или как человек? — Я думаю, что как поэт, потому что вне русского языка было бы... — В вашей первой книге есть глава, которая называется «Возрождение», где вы говорите о возрождении духовных ценностей, утерянных в 20-30-е годы. Продолжаете ли вы верить в это возрождение? — В то, что они воскресли? Нет. Здесь ничего воскреснуть не может. Здесь просто все мертво. Здесь только очереди. «Дают продукты». Очень легко управлять голодной страной, а она голодная. Брежнев и не виноват в том, что она голодная, — 60 лет разоряли хозяйство. Россия кормила всю Европу хлебом, а теперь покупает в Канаде. При крепостном праве крестьянам легче жилось, чем сейчас. Сейчас деревни стоят пустые. Старухи и пьяные старики. Только женщины, замуж не за кого выйти. Мужчины после армии женятся на любых городских, лишь бы не вернуться в деревню. Опустошенная страна. Работают студенты. Во сколько это обходится фунт хлеба, я не представляю себе! Профессура, хорошо оплачиваемая, сидит дома, а студенты работают. И они не умеют работать. Лет 15 тому назад мне говорили женщины, что в деревнях уже никто не умеет сделать грядки. — Вы много говорите в своей книге об утерянных духовных ценностях деревни. Надеетесь ли вы, что эти ценности возродятся? — Не знаю. Сейчас надежда уже теряется. Пока я ездила на метро, я только удивлялась, какие мертвые лица. Интеллигенции нет. Крестьянства нет. Все пьют. Единственное утешение — это водка. — Но среди молодежи сегодня, возможно, больше интереса, чем раньше, к христианству и к Церкви? — Очень многие крестятся. Крестятся и пожилые люди. Но большей частью интеллигентные. — Вы говорите, что Мандельштам повторял вам, что история — это опытное поле для борьбы добра и зла. — История? Да. Вот видно — на нашем примере. — Но как христианка вы должны верить, что, в конце концов, добро вырастет даже из ужасных страданий вашей страны в этом веке. — В этом столетии — не знаю, но, может быть, когда-нибудь. Во всяком случае, как Чаадаев говорил, «свет с Востока» — не придет. Чаадаев надеялся, что свет придет с Востока, но я не вижу этого. Сейчас никаких признаков нет. — Вы никогда не думали о переходе в католичество? — Я — нет! Ося хотел стать католиком. А я привыкла в Софию ходить. После заграницы, после двух лет в Швейцарии, я жила в Киеве. Мне 9 лет было. И нянька меня водила в Софийский собор. Я до сих пор не могу забыть его — и ездила с ним прощаться. Дивный собор! Ведь была когда-то Россия великой страной... — Но положение в вашей стране стало немного лучше. Не думаете ли вы, что, если бы у молодежи было больше мужества, положение улучшилось бы? — Я думаю, что, если молодежь придет, она будет сталинистами, потому что она по-прежнему поверит в террор и в Ленина. Она не знает, что это первыми на них отразится. — После всего, что вы пережили, с вашим опытом, что бы вы сказали молодежи России? — Бесполезно им говорить, они над старухой посмеются. Их вполне водка устраивает. Думаю, что сейчас уж ничего не спасет. Слишком долго это держится — 60 лет. Мне 77 — значит, 17 лет у меня были нормальные... ПОСЛЕСЛОВИЕ РЕДАКЦИИ Самое сильное впечатление от этого интервью — то, что к Надежде Яковлевне Мандельштам, быть может, еще больше подходят слова, отнесенные ею к Ахматовой: «У нее не было нормальной старости». Впрочем, Н. Я. признаёт и большее: «Мне 77 — значит, 17 лет у меня были нормальные...» Окружающие могли ждать для нее еще многих несчастий — и дождались: опечатанной квартиры, полуукраденных похорон. Но все-таки всем было ясно, что на восьмом десятке ее, вдову Мандельштама, знаменитую на весь мир своими книгами, не посадят. Ее постоянное возвращение к теме возможного ареста иногда воспринималось почти как игра — а было оно реальностью, страшным страхом перед смертью в лагере, быть может, сумасшедшей, невменяемой смертью, подобной смерти Мандельштама. На фоне этого смешно спорить с голосом из-за гроба, даже когда этот голос несправедливо зол или несправедливо наивен. Кто способен ощутить эту внутреннюю «опустошенность» женщины, полжизни отдавшей на то, чтобы воскресить Мандельштама — «не человека, а список»? Будь она жива, можно было бы с ней поспорить. Она сама была спорщицей, но любила спорщиков, любила противоречить и любила, чтобы ей противоречили. Ее высказывания — зачастую провокация. Но ответить на эту провокацию мы уже не можем. Жизнь и судьба Осипа Мандельштама в письмах и воспоминаниях его жены Надежды Яковлевны
Текст: Наталья Соколова/РГ «Посмотрим, кто кого переупрямит…»: Надежда Яковлевна Мандельштам в письмах, воспоминаниях, свидетельствах. — М.: «АСТ», «Редакция Елены Шубиной», 2015.
Надежда Хазина (Мандельштам) - Осипу Мандельштаму: письма <17/30 сентября 1919 г.>
1 Пастухов Павел Георгиевич (1889–1960) - художник; с ним, вероятно, и было передано это письмо.
13/26 октября 1919 г.
1 Рабинович Исаак Моисеевич (1894–1961) - киевский театральный художник.
19 ноября 1931 г., Москва
не позднее 27 декабря 1935 г.
1 Речь идет о И. К. Лупполе.
2 января 1936 г.
1 Вишневский Всеволод Витальевич (1900–1951) - драматург.
22 октября 1938 г.
Надежда Мандельштам и о Надежде Мандельштам: Письма. Воспоминания. Очерки. Материалы к биографии Павел Нерлер. Надежда Яковлевна Мандельштам в Струнине и Шортанды 1
2
1 «Стопятницы», «стоверстницы» - те, кому было запрещено проживать в Москве и не ближе, чем в 100 км от нее.
Н. Я. Мандельштам (урождённая Хазина) родилась 30 октября 1899 года в Саратове в состоятельной семье крещеных евреев. Её отец, Яков Аркадьевич Хазин (ум. 1930), был присяжным поверенным, а мать, Вера Яковлевна Хазина, работала врачом. Надежда была младшим ребенком в многодетной семье. Кроме неё, в семье Хазиных росли два старших брата, Александр (1891-1920) и Евгений (1893-1974), и сестра Анна (ум. 1938). В начале XX века семья переехала в Киев. Там, 14 августа 1909 года, Н. Я. поступила в частную женскую гимназию Аделаиды Жекулиной на Большой Подвальной, дом 36. Скорее всего, гимназия была выбрана родителями как наиболее близкое учебное заведение к месту проживания семьи (улица Рейтарская, дом 25). Особенностью гимназии Жекулиной было обучение девочек по программе мужских гимназий. Успешно сдав вступительные испытания, Надежда, тем не менее, училась средне. Она имела оценку «отлично» по истории, «хорошо» - по физике и географии и «удовлетворительно» по иностранным языкам (латинский, немецкий, французский, английский). Кроме того, в детстве Надежда несколько раз посещала вместе с родителями страны Западной Европы - Германию, Францию и Швейцарию. После окончания гимназии Надежда поступила на юридический факультет университета Святого Владимира в Киеве, однако учёбу бросила. В годы революции училась в мастерской известной художницы А. А. Экстер. 1 мая 1919 года в киевском кафе «Х. Л. А.М» Н. Я. знакомится с О. Э. Мандельштамом. Начало романа известного поэта с молодой художницей зафиксировал в своём дневнике литературовед А. И. Дейч: «Товарищ черных дней»26 мая 1934 года, на Особом совещании при Коллегии ОГПУ Осип Мандельштам был приговорен к высылке на три года в Чердынь. 28 мая Надежда Яковлевна добилась разрешения сопровождать мужа в ссылку. Вскоре после прибытия в Чердынь, первоначальное решение было пересмотрено. Ещё 3 июня она сообщила родственникам поэта, что Мандельштам в Чердыни «психически болен, бредит». 5 июня 1934 г. Н. И. Бухарин пишет письмо И. В. Сталину, где сообщает о тяжелом положении поэта. В итоге уже 10 июня 1934 г. дело было пересмотрено и вместо ссылки Осипу Мандельштаму запретили проживать в 12 городах Советского Союза. Супруги спешно покинули Чердынь, решив обосноваться в Воронеже. Там они познакомились с поэтом С. Б. Рудаковым и преподавателем Воронежского авиатехникума Н. Е. Штемпель. С последней Н. Я. Мандельштам поддерживала дружеские отношения на протяжении всей жизни. После второго ареста, произошедшего в ночь с 1 на 2 мая 1938 года, поэт был сослан в пересыльный лагерь под Владивостоком, где скончался от сердечной астмы. Годы скитанийПосле гибели мужа Надежда Яковлевна, опасаясь ареста, несколько раз меняет место жительства. Кроме того, она посвящает свою жизнь сохранению поэтического наследия мужа. Опасаясь обысков и ареста вместе с рукописями Осипа Мандельштама, она заучивает его стихи и прозу наизусть. Начало Великой Отечественной войны Н. Я. Мандельштам застала в Калинине. Эвакуация, по её воспоминаниям, была стремительной и «страшно трудной». Вместе с матерью ей удалось сесть на судно, и сложным путем они добрались до Средней Азии. Перед отъездом она собрала рукописи покойного мужа, но часть документов вынуждена была оставить в Калинине. Сначала Н. Я. Мандельштам оказалась в посёлке Муйнак в Кара-Калпакии, затем переехала в колхоз возле села Михайловка Джамбульской области. Там весной 1942 года её обнаружил Е. Я. Хазин. Уже летом 1942 года Н. Я. Мандельштам при содействии А. А. Ахматовой перебирается в Ташкент. Предположительно это произошло около 3 июля 1942 года В Ташкенте же она сдала экстерном экзамены за университет. В первое время Н. Я. Мандельштам преподавала иностранные языки в Центральном доме художественного воспитания детей. В мае 1944 года начинает работать в Среднеазиатском государственном университете преподавателем английского языка. В 1949 году Н. Я. Мандельштам перебирается из Ташкента в Ульяновск. Там она работает преподавателем английского языка в местном пединституте. В феврале 1953 года Н. Я. Мандельштам увольняют из института в рамках кампании по борьбе с космополитизмом. Поскольку увольнение практически совпало со смертью Сталина, серьёзных последствий удалось избежать. Благодаря посредничеству влиятельного советского писателя А. А. Суркова, она получает место преподавателя в Читинском педагогическом институте, где работает с сентября 1953 по август 1955 года. С сентября 1955 по 20 июля 1958 года Н. Я. Мандельштам преподавала в Чебоксарском педагогическом институте, где заведовала кафедрой. В 1956 году под руководством В. М. Жирмунского она защитила кандидатскую диссертацию по английской филологии на тему «Функции винительного падежа по материалам англо-саксонских поэтических памятников». Летом 1958 года Н. Я. Мандельштам выходит на пенсию и перебирается в Тарусу, небольшой город находящийся в 101 км от Москвы, что давало возможность селиться там бывшим политическим заключенным. Это сделало Тарусу популярным местом у диссидентствующей интеллигенции. Неформальным лидером в среде местной интеллигенции был К. Г. Паустовский, который, имея связи в Москве, смог привлечь внимание властей к проблемам провинциального города. В Тарусе Н. Я. Мандельштам начала писать свои «Воспоминания». В 1961 году, воспользовавшись послаблениями сверху, в Калуге был издан сборник «Тарусские страницы», где Н. Я. Мандельштам опубликовалась под псевдонимом «Яковлева». В 1962 году, неудовлетворенная скромной пенсией, она устраивается преподавателем факультета иностранных языков в Псковский государственный педагогический институт, проработав там до 1964 года. Возвращение в МосквуВ ноябре 1965 г. Н. Я. удается перебраться в собственную московскую однокомнатную квартиру на Большой Черемушкинской улице, где она и прожила до конца жизни. В своей небольшой квартире она устроила что-то вроде общественно-литературного салона, который регулярно посещала столичная интеллигенция (Ю. Фрейдин, А. Синявский, В. Т. Шаламов, С. Аверинцев, Б. Мессерер, Б. Ахмадулина и др.), а также западные слависты (С. Brown, J. Malmstad, P. Troupin и др.), интересовавшиеся русской литературой и творчеством О. Э. Мандельштама. В 1960-е годы Надежда Яковлевна пишет книгу «Воспоминания» (первое книжное издание: Нью-Йорк, изд-во Чехова, 1970). Тогда же, в середине 1960-х гг., вдова поэта начинает тяжбу с известным искусствоведом, коллекционером и литератором Н. И. Харджиевым. Поссорившись из-за архива О. Э. Мандельштама и интерпретации отдельных стихотворений поэта, Надежда Яковлевна решила сама написать свой комментарий к стихам своего мужа. Эта работа была завершена к середине 1970-х гг. В начале 70-х выходит новый том мемуаров Н. Я. - «Вторая книга» (Париж: YMCA-PRESS, 1972), который вызвал неоднозначную реакцию. Незадолго до смерти Мандельштам за рубежом издается «Книга третья» (Париж: YMCA-PRESS, 1978). Многие годы была близкой подругой Анны Ахматовой. После смерти поэта в 1966 г. написала о ней воспоминания (первая полная публикация - 2007). Драматург А.К. Гладков (1912-1976), читавший черновик рукописи, отмечал неодназначность трактовки образа Ахматовой у Мандельштам: "А.А. у нее очень живая, но как-то мелковатая, позерская и явно уступающая автору мемуаров в уме и тонкости. Совершенно новая трактовка истории брака с Гумилевым: она его никогда не любила". СмертьНа протяжении 1970-х гг. здоровье Мандельштам неуклонно ухудшалось. Она редко выходила из дома, помногу отлеживалась. Однако до конца десятилетия Мандельштам была в состоянии принимать знакомых и близких у себя дома. В 1979 году проблемы с сердцем обострились. Её активность пошла на спад, помощь оказывали лишь самые близкие люди. В начале декабря 1980 года, на 81-м году жизни, Мандельштам был прописан строгий постельный режим, вставать с постели запрещалось. По инициативе одного из самых близких людей, Ю. Л. Фрейдина, было устроено круглосуточное дежурство. Дежурить возле умирающей Мандельштам было доверено самым близким ей людям. Ночью 29 декабря 1980 года в дежурство Веры Лашковой Надежда Яковлевна Мандельштам умерла. Отпевали Мандельштам по православному обряду, прощание с телом состоялось 1 января 1981 г. в церкви Знамения Божьей Матери. Похоронена 2 января 1981 г. на Старо-Кунцевском (Троекуровском) кладбище. НаследиеМемуары Н. Я. Мандельштам были признаны не только незаменимым источником в изучении творчества О. Э. Мандельштама, но и значительным свидетельством о советской эпохе, и особенно, сталинском времени. Литературные достоинства её книг были высоко оценены многими литературоведами и писателями (Андреем Битовым, Беллой Ахмадулиной, Сергеем Аверинцевым и другими). Бродский сравнил два тома её воспоминаний с «Судным днём на земле для ее века и для литературы ее века».. Многие годы Н. Я. Мандельштам была близкой подругой Анны Ахматовой. После смерти русской поэтессы Мандельштам написала воспоминания об Ахматовой. В них она попыталась критически оценить личность и творчество Ахматовой (первая полная публикация - 2007). . РецепцияСпоры о значении и объективности работ Н. Я. Мандельштам начались сразу же после их выхода в свет. Многие из тех, кто знал Н. Я. и её мужа лично, раскололись на два враждебных лагеря. Одни защищают право Н. Я. Мандельштам на суд не только эпохи, но и конкретных людей, другие обвиняют вдову поэта в сведении счетов с современниками, клевете и искажении действительности (особенно это касалось «Второй книги»). Известный историк литературы Э. Г. Герштейн в своих мемуарах дала резкую отповедь оценкам Мандельштам во «Второй книге», выставив вдове поэта встречные претензии. На Западе мемуары Мандельштам получили широкий резонанс. Как «Воспоминания», так и «Вторая книга» были изданы во многих странах, а сами работы стали рассматриваться как важный источник по сталинскому времени. 1899, 30 октября. — Родилась в Саратове. Отец - Яков Аркадьевич Хазин (ум. 1930), присяжный поверенный. Мать - Вера Яковлевна Хазина (ум. 1943), врач. Братья - Александр (1891-1920?), Евгений (1893-1974). Старшая сестра - Анна (ум. 1938). 1899-1919. — Переезд семьи в Киев. Поездки с родителями в Германию, Францию, Швейцарию. Окончание Киевской женской гимназии. Сдача экстерном экзаменов за мужскую гимназию. Обучение в художественной мастерской декоративного искусства А.А. Экстер. Участие в оформлении театральных постановок, улиц Киева в дни праздничных шествий. Посещение ночного клуба художников, писателей, артистов «Хлам». Знакомство с Эренбургами. Дружба с женой Эренбурга Любовью Михайловной Козинцевой. 1921, март. — Приезд О.Э. Мандельштама в Киев. Замужество. Отъезд в Москву. 1922. — Возвращение в Москву. Встреча с М.И. Цветаевой. Сдача в издательство «Второй книги стихов» О. Мандельштама. 1924. — Сообщение редактора журнала «Прожектор» Н.И. Бухарина о запрете на публикацию стихов 1925-1927. — Жизнь в Царском Селе. Знакомство и дружба с А.А. Ахматовой. Занятие переводами. 1927-1928. — Поездка Н.Я. Мандельштам в Ялту. Пребывание в пансионате. 1929, осень. — Переезд в Москву. 1930-1933. — Поступление на работу в редакцию журнала «За коммунистическое просвещение». Вечер стихов О. Мандельштама в редакции «Литературной газеты». Подготовка собрания сочинений Мандельштама в 2-х томах. Встреча с редактором издательства «Художественная литература» 1934, ночь с 16 на 17 мая. — Арест О.Э. Мандельштама. Обыск в квартире. Просмотр и отбор рукописей поэта. Изъятие рукописей стихов, писем, записных книжек. Повторный обыск. Посещение Бухарина с известием об аресте Мандельштама. Встреча в Политическом Красном Кресте с помощником Е.П. Пешковой - М.Л. Виновером. 1934, конец мая. — Вызов Н.Я. Мандельштам на Лубянку. Встреча со следователем. Свидание с 1934, июнь. — Подготовка к отъезду. Сбор вещей и денег по знакомым. Организация органами ОГПУ отправки Мандельштамов в Чердынь. Путь к месту ссылки под конвоем в составе 3-х вооружённых солдат. Установление контроля над Н.Я. Мандельштам: запрещение свободного перемещения, приёма пищи. Прибытие в Чердынь. Сдача Мандельштамов и их документов коменданту. Помещение в отдельную палату больницы (стрессовое состояние О.Э. Мандельштама после тюрьмы). Жизнь чердынских ссыльных и переселенцев. Известие из Москвы о пересмотре дела. Распоряжение об изменении места ссылки на Воронеж. Отъезд из Чердыни. 1934-1937. — Жизнь в Воронеже. Поиски работы и жилья. Заболевание Н.Я. Мандельштам сыпным тифом. Выздоровление. Работа О. Мандельштама в местном театре заведующим литературной частью. Устройство Н.Я. Мандельштам в редакции местного радиовещания. Переводческая деятельность Н.Я. Мандельштам. Поездка в Москву в период пребывания О. Мандельштама в санатории в Тамбове. Переговоры с деятелями Союза писателей. Возвращение в Воронеж. Совместная работа по восстановлению поэтического наследия О. Мандельштама, изъятого при аресте. Беседы о пребывании в тюрьме, условиях содержания и ведения следствия. Приезды в Воронеж друзей В.Н. Яхонтова, Л. Гинзбурга, М.В. Юдиной. Поездка на дачу в Задонск при материальной поддержке Ахматовой и Пастернака. 1937, 16 мая. — Получение справки об освобождении в комендатуре НКВД. 1937, июль - 1938, март. — Отъезд в Савёлово под Кимры. Материальная поддержка и помощь друзей. Скитания в поисках места жительства (Малоярославец, Калинин и др.). 1938. — Направление на 2 месяца от Литфонда в дом отдыха «Саматиха» под Муромом (2 марта). Встреча с А.А. Фадеевым. Отказ в трудоустройстве. 1938, осень - 1941. — Возвращение в Калинин. Работа надомницей в артели по изготовлению игрушек. Получение известия о смерти О. Мандельштама в лагере (1939). Поездка в Москву. Встреча с работником аппарата ЦК А.С. Щербаковым. Переход преподавателем иностранных языков в школу. Эвакуация в связи с наступлением немецко-фашистских войск. Вывоз бумаг из архива О. Мандельштама. 1941-1948. — Пребывание в больнице на острове Муйнакс на Аральском море, затем в деревне под Джамбулом. Получение пропуска на въезд в Ташкент, благодаря хлопотам А.А. Ахматовой и брата. Жизнь в Ташкенте. Преподавание иностранных языков в Среднеазиатском университете. Сдача экстерном программы за филологический факультет университета, кандидатских экзаменов. Работа над диссертацией. 1948-1953. — Преподавание английского языка в педагогическом институте в Ульяновске. Ведение спецкурса «История английского языка». Экстренное заседание кафедры иностранных языков под председательством директора института и секретаря партийной организации по делу Н.Я. Мандельштам. Требование немедленного её увольнения. 1953. — Приезд в Москву. Отказ в приёме диссертации к защите в Институте языкознания АН СССР. Поиск работы. 1953-1955. — Направление преподавателем английского языка в Читинский педагогический институт. Отъезд из Читы по приглашению Чебоксарского педагогического института. 1955, лето. — Получение из Чебоксар отказа в должности. Приём у первого секретаря Союза писателей А.А. Суркова. Обсуждение вопросов о публикации поэтического наследия Мандельштама. Переговоры Суркова с министром просвещения об устройстве на работу. Определение по распоряжению министра в Чебоксарский педагогический институт. Посещение директора Гослитиздата А.К. Котова. Создание комиссии по наследству О.Э. Мандельштама. Председатель К.М. Симонов. Работа в Псковском педагогическом институте. Отказ органов МВД на прописку и получение жилья в Москве. 1956. — Получение справки о реабилитации по делу Мандельштама 1938 г. Включение в издательский план серии «Библиотеки поэта» книги стихов О.Э. Мандельштама. Помощь Ф.А. Вигдоровой в получении постоянной прописки в Москве. Приобретение кооперативной квартиры при поддержке К.М. Симонова. 1957. — Жизнь в Москве. Защита кандидатской диссертации в Ленинградском педагогическом институте им. А.И. Герцена. 1959. — Работа над подготовкой к изданию литературного наследия мужа. 1960-е гг. — Начало работы над воспоминаниями. 1965. — Первый вечер памяти О. Мандельштама в Московском государственной университете под председательством И.Г. Эренбурга. 1970. — Выход 1-го тома «Воспоминаний» в Нью-Йорке. 1971. — Выход «Второй книги» в Париже. 1973. — Издание «Стихотворений» О. Мандельштама малым тиражом в серии «Библиотека поэта». 1974. — Второе издание в этой же серии. 1980, 29 декабря. — Скончалась Н.Я. Мандельштам. Похоронена на старом Кунцевском (б. Троекуровском) кладбище в Москве. Дополнительные сведения Издана диссертация: Мандельштам Н. Я . Функции винительного падежа по материалам англо-саксонских поэтических памятников: автореф. дис. …канд. филол. наук / Ленингр. гос. пед. ин-т им. А. И. Герцена; каф. англ. филол. - Л., 1956. - 13 с. * сведения, выходящие за рамки воспоминаний, выделены курсивом Благодарности Благодарим Александру Яковлевну Истогину за предоставленные Музею фотографии. Надежда Мандельштам не только вдова великого поэта. Подвига женщины, двадцать лет державшей в уме целое собрание стихотворений, сохранившей ясность взгляда, несмотря на жуткие испытания, никогда не забудет история. Но это не «всеобщая история». Это история личностей, история великих людей. ...Три поколения семьи Шкловских были связаны с Надеждой Яковлевной почти родственными узами. Вспоминает о ней Варвара Викторовна ШКЛОВСКАЯ-КОРДИ -- Варвара Викторовна, дружба с Надеждой Яковлевной вам досталась «по наследству». Наверное, в семье немало было рассказов об истоках этой дружбы -- о петроградском Доме искусств, с которым связано множество анекдотов. Например, о порванных штанах Мандельштама... В.Ш.: -- Когда Мандельштам привез Наденьку из Киева, сразу привел ее знакомиться с мамой и отцом, с которыми был дружен. При этом он держал в руке шляпу, закрывая прореху на штанах. Мама сказала: «Осип Эмильевич, снимите брюки, сейчас я вам все зашью». Надя возразила: «Ни в коем случае! Он тогда поймет, что это можно зашивать!» Бессонница. Гомер. Тугие паруса. Как журавлиный клин в чужие рубежи – И море, и Гомер – все движется любовью. -- Такое ощущение, что Мандельштам -- самый бесштанный человек в русской литературе. Горький выдал ему свитер, хотя отказал в брюках. Брюки ему отдал Гумилев, и Мандельштам даже говорил, что он чувствовал себя очень мужественным в брюках Гумилева. Потом брюки ему, кажется, давал Катаев... Катаев, надо сказать, все наврал в своем «Алмазном венце». Все погибли, он себя назначил советским Вальтер Скоттом, и вдруг оказалось, что покойники читателю интереснее, чем он, «живой классик»: Олеша, которому он давал три рубля на опохмелку или не давал, Бабель, Мандельштам... Вторых штанов ни у кого из них не было -- не тем торговали, как говорил мой отец. У отца вторые штаны появились, наверное, после семидесяти. -- Существуют легенды о крайней беспомощности Мандельштама: подвергался нападкам насмешников и от этого страдал, не умел топить печку, тогда как ваш отец это хорошо, говорят, умел... Да никто из них не умел топить печку. Но про Мандельштама запомнили. Конечно, мой отец веселее ломал стулья, потому что другой конструкции был... Но, в общем, все эти анекдоты -- «имени Эммы Герштейн». Ее скандальные мемуары о Наденьке сродни «Алмазному венцу». Моя мама говорила: есть правда и есть правда-матка. То, что у Надежды Яковлевны кривые ножки были, -- типичная правда-матка. Сколько она сделала для Мандельштама, скольким людям помогла, скольких вырастила и выучила -- Эмма Григорьевна почему-то не помнит. А про кривые ножки помнит... Очень избирательная память. Она рассказывала мне, как однажды вошла в комнату Мандельштамов в Доме Герцена. Шкловский сидел по-турецки на кровати, а Мандельштам бегал из угла в угол -- какой-то был у них блистательный спор о литературе: «Знаете, Варя, ничего не могу вспомнить из того, о чем они разговаривали...» Это характерно. Глупости, сплетни она помнит. А сплетни, я думаю, в человека входят не через лобные доли, а другими путями. Как поп-музыка... -- Когда Мандельштамы вернулись в Москву из воронежской ссылки, они боялись у вас остановиться. Вы помните их появление? Помню свое детское затруднение... 37-й год, мне десять лет. Родителей нет дома. Осип Эмильевич принял ванну, я его кормлю в комнате за кухней. Наденька, которая обожала мыться -- всю жизнь ей этого не хватало, -- плескалась в ванной... Пришла соседка-стукачка, Леля Поволоцкая. Рядом с нами в Лаврушинском должен был жить писатель Бруно Ясенский, который до Лаврушинского не доехал, исчез на Лубянке. В его квартире образовалась коммуналка, в которой эта самая Леля Поволоцкая жила. Вот она вошла, когда Мандельштамы были. Не помню, под каким предлогом. Значит, мне нужно было, чтобы она, с одной стороны, не обнаружила в квартире ни Надю, ни Осипа Эмильевича, а с другой -- чтобы не рылась в отцовских рукописях... И я прыгала на одной ножке, изображая детскую игру. -- То есть как-то ваше сознание это принимало? Такая жизнь была нам предложена. Другой не было... Потом, когда Сталин умер, Леля пришла к нам, рыдая, и спросила моих маму и тетушку: «Почему вы не плачете? Я знаю, вы его никогда не любили!» -- Какое впечатление на вас производили Мандельштамы как супружеская пара? Тогда женщинам умничать не полагалось. Как говорила Анна Андреевна: «Пока были живы наши мужчины, мы сидели на кухне и чистили селедку». Однажды Надежда Яковлевна позволила себе какое-то решительное высказывание, и Осип Эмильевич сказал: «Дай телеграмму в Китай китайцам: «Очень умная тчк Даю советы тчк Согласна приехать тчк». И потом часто говорил: «В Китай китайцам». Вот так... Умных жен переносят не многие. Надежда Яковлевна ведь, кроме женской гимназии, сдала экзамены за хорошую мужскую. Ей этого хватило, чтобы экстерном во время войны сдать экзамены и за филологический факультет университета в Ташкенте. С детства знала несколько языков: ее много возили по Европе родители. Приезжали на какое-то новое место и наутро выпускали гулять -- скажем, в Швейцарии. Она говорила: «Я до сих пор помню отвращение: спускаешься во двор, в классики попрыгать, а там опять другой язык». Она прекрасно знала французский. Английский. Немецким владела. Испанский выучила -- что-то ей понадобилось прочесть... Приезжала к ней, помню, шведка, -- она с ней по-шведски разговаривала. Я спросил: «Наденька, сколько вы языков знаете?» -- «То есть как?» -- «Ну, чтобы читать, чтобы состоялся разговор, чтобы в другой стране себя не чувствовать чужой?» Она стала считать, сбивалась... Потом сказала: «Наверное, около тридцати». -- Варвара Викторовна, вы помните Надежду Яковлевну после получения вести о гибели Мандельштама? Наденька сразу страшно постарела. А было ей всего 39 лет. И надо было сохранять все, что написал Осип Эмильевич. А после войны, когда она в Москву приехала уже с дипломом, то ходила в министерство, там такие же горемыки, как она, стояли вдоль стены целый день, чаще два дня. Их вызывали в кабинет и давали направления в провинциальные педагогические вузы. Наденька на все соглашалась. Она была неприхотлива. Требовала только одного: ключа от преподавательского сортира. Она не могла сидеть в сортире на 12 персон без перегородок, со студентками. Других претензий, по-моему, у нее не было. Но больше двух лет она нигде не работала, потому что сразу, после первого показательного урока, куда приходили завкафедрой и другие преподаватели, становилось ясно, насколько она образованна. Подсидеть она никого не могла, но каждый раз у завкафедрой начиналась истерика. И через два года опять она приходила в министерство, снова стояла двое суток в коридоре и получала следующее направление... А потом приезжали к ней ученицы, девочки эти, окончившие вузы, которые понимали, что им солнце на голову надели вместо шляпы. -- В своих воспоминаниях Надежда Яковлевна несколько раз говорит: жить настолько невозможно, что нужно из жизни уйти...А потом, когда Мандельштам погиб... У нее появилось занятие, которое ее тут удержало... -- Как вы хорошо сказали -- «занятие»! А как же! Она же помнила наизусть стихи Осипа Эмильевича... Двадцать лет их держала в памяти, на бумаге записать нельзя -- и помирать нельзя. Она не имела права. -- Она ведь была крещена в детстве... Вам случалось наблюдать ее общение с отцом Александром Менем, ее духовным отцом? Наденька с ним очень дружила. Несколько лет жила у него на даче в Семхозе. Помню диспут на кухне у Надежды Яковлевны между Львом Гумилевым и Менем. Спор шел о дьяволе и о том, как к нему относиться. Это была их первая встреча. Устроенная Наденькой. Гумилев стрелял всякими своими знаниями, на которые находились более полные знания и более квалифицированный ответ. Он со всех сторон на отца Александра прыгал и обстреливал его, но тот с мягкой улыбкой отражал все его залпы... Да, да. Наконец Гумилев сказал, что, если дьявол действует, значит, Бог попустительствует злу, потому что сказано ведь: ни одного волоса с твоей головы не слетит, чтобы не было на то воли Божьей. «Тут я с вами согласен», -- сказал Мень... Изящный был спор... А закончился тем, что Гумилев сказал отцу Александру: «Ну, я не ожидал такого собеседника встретить. Не ожидал! Но, скажите, ведь и вы такого, как я, не ожидали». Мень ответил: «Конечно, ничья, по нулям». -- А Надежда Яковлевна в их разговоре участвовала? Нет, она молчала, сидя в уголке. Это была дуэль. -- Надежда Яковлевна умирала, зная, что в этой стране человек редко может быть спокоен за свою посмертную судьбу. Так, об ахматовских похоронах она сказала: «В этой стране человек не может умереть спокойно». Что вы помните о кончине и похоронах Надежды Яковлевны? До последнего дня она продолжала шутить. Говорила: «Мне врачи советуют, чтобы я ходила в два раза больше, чем хочу. Я так и хожу. Хочется мне в сортир, а когда назад возвращаюсь -- уже не хочется...» Она слабела, все короче были встречи, но мы ни на минуту не оставляли ее одну. Дежурили по очереди... Потом, когда ее увезли, квартира была опечатана, ее распечатали через определенное время... Но архив не пропал. И птица не пропала -- была такая железная птица, которую Осип Эмильевич всегда возил с собой. Мы ее унесли. Это единственная сохранившаяся вещь, которую держал в руках Осип Эмильевич. Еще пледик, которым в гробу накрыли Надечку. О котором у Мандельштама стихи: «Есть у нас паутинка Отпевали ее в церкви Знамения Божьей Матери за Речным вокзалом. Рядом с ней лежала женщина -- как будто Судьба сказала -- Анна лежала рядом, с простым, немножко оплывшим лицом. Народу было страшно много, забит весь церковный притвор. Когда мы выносили гроб, справа и слева от нас стояла плотно друг к другу толпа людей, а мы пели «Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас». Шли и пели до самой машины. Потом фотография появилась в парижском журнале «Христианский вестник», и мой сосед, который хаживал к секретарю Союза писателей Верченко, мне сказал: «Эмигрантский журнал с твоей фотографией лежит у Верченко на столе. Что ты скажешь, если тебя вызовут?» Я ответил: «То, что могу сказать тебе: хоронил друга -- так, как хотел бы, чтобы хоронили меня...» Потом, когда машина въехала на кладбище, на повороте стояли люди в штатском -- они нас все время сопровождали. Мы повернули и по узкой тропинке в снегу с этим же пением несли Наденькин гроб... Сейчас рядом с ее крестом -- памятный камень с именем Осипа Эмильевича. Все правильно: приходят к ней -- значит, и к нему... http://atv.odessa.ua/programs/17/osip_mandel_shtam_chast_2_1823.html?order=DESC?order=ASC Фрагмент из книги Ирины Одоевцевой "На берегах Невы": Шаги на лестнице. Мандельштам вытягивает шею и прислушивается с блаженно-недоумевающим видом. Книга "Воспоминания" |
Популярное:
Эксперименты над людьми блок 731 |
Новое
- Прилагательные в английском языке Многосложные прилагательные в английском языке примеры построения
- Викинги – люди саги. Жизнь и нравы. Викинги. Ирландская сага Скандинавские саги читать онлайн
- Святополк I (князь Великой Моравии) Святой ростислав князь моравский
- Михаил Ланцов Смерть Британии!
- Том Сойер - обычный ребенок из благополучной семьи
- Алексей Кириллович Разумовский
- Методическое пособие по истории древнего мира (Годер Г
- Критерий согласия Пирсона (критерий хи-квадрат)
- Этапы процесса моделирования
- Правление Николая I презентация к уроку по истории (10 класс) на тему